Так плохо, как сегодня (сборник)
Шрифт:
Мы писали первую часть – высокогорную деревню, в которой живет наш герой. Деревушка – прообраз рая, где высокогорные луга небывалой красоты, красивая и добродетельная девушка играет на пианино, а по лугам бегают дети и с высоты вертолета кажутся цветным горошком. И все это так далеко от коммунизма.
Я сижу за машинкой и стучу как дятел. Резо Габриадзе меня не ценит, и все, что я предлагаю, ему не нравится. Он говорит так: «Это журнал «Юность», делая ударение на букве «о». Журнал «Юность» для Резо – это беспомощность
У меня разыгрался радикулит – независимо от Резо, сам по себе. Мне было больно сидеть на стуле. Я сидела, будто на раскаленной сковороде. Я страдала физически.
В середине дня мы отправлялись в гостиничный буфет, ели сардельки имени Микояна. Сардельки были соленые, так как в плохое мясо добавляют соль плюс крахмал и, как поговаривали, туалетную бумагу. Итак: боль в спине, бумажные сардельки и хамство соавтора. Мало не покажется.
Однако все кончается когда-нибудь. Приходит к своему финалу.
Сценарий написан. Наступил новый этап – съемка.
На съемку приехал Мкртчян. Данелия нас познакомил.
– Это автор сценария, – представил меня Данелия.
Фрунзик внимательно всмотрелся и сказал:
– Похожа…
Потом подумал и предложил чистосердечно:
– Приходи ко мне в гостиницу.
– Зачем? – не поняла я. Хотя вопрос глупый. Зачем может молодая женщина прийти в номер к мужчине?
– Женюсь, – уточнил Фрунзик.
Дескать, чтобы я не беспокоилась за последствия.
Я посмотрела на него и увидела, что он пьяный и одинокий.
– Не приду, – честно сказала я, чтобы не вводить человека в заблуждение.
Фрунзик не обиделся. Главное – определенность.
Однажды кто-то из актеров ему сказал:
– А почему твое имя Фрунзе? Это же фамилия.
Все вдруг сообразили, что Фрунзе – это действительно фамилия легендарного командарма, такая же, как Лазо. Фрунзе Мкртчян – все равно что Петров Сидоров.
Мкртчян выбрал себе древнее армянское имя Мгер. Теперь в титрах значилось: Мгер Мкртчян.
Тогда одни стали спрашивать у других:
– Мгер – это кто?
– Фрунзик, – отвечали сведущие.
– А-а-а… – легко вздыхали зрители.
Имя Фрунзик прилипло к Мкртчяну, приварилось. Не отлепить.
За словосочетанием Фрунзик Мкртчян стоял трогательный, смешной, ошеломительно талантливый армянский человек с тяжелым носом и грустными глазами. Его любили.
Почему-то одних любят, а других нет. Объяснить это невозможно. Но если захотеть разобраться, то выясняется: правильно любят и правильно не любят. Общественное коллективное мнение, как правило, бывает справедливо.
Фрунзик страдал патологией одаренности – запоями. Он не лечился, потому что, вылечившись от запоев, мог вылечиться и от таланта. Эти вещи
Данелия сделал ему замечание.
– Ты пьяный, это заметно, – сказал режиссер. – Давай договоримся: ты две недели не пьешь ни капли. Я тебя отсниму, а дальше ты свободен. Делай что хочешь…
Через две недели ко мне подошел Фрунзик и радостно сообщил:
– Слушай, я уже пятнадцать дней не пью, так хорошо себя чувствую. Теперь я понимаю, почему бездарности весь мир завоевали…
Я представила себе: в самом деле, трезвые бездарности просыпаются утром, делают зарядку, принимают водные процедуры и, бодрые, жизнерадостные, идут и завоевывают места в Думе.
А похмельный человек просыпается, мучается, страдает печенью и депрессиями. Какая уж там карьера… До туалета бы дойти.
Однажды Фрунзик рассказал мне историю – своего друга. Эта история меня поразила.
Друг воевал, был ранен и попал в полевой госпиталь. Немцы поджимали, надо было отступать. В таких случаях тяжелораненых добивали, а тех, у кого были легкие ранения, брали с собой.
Всех, кто был в госпитале, вывели на улицу. Врач шел вдоль ряда, как сам Господь, и решал, кому жить, кому нет. Остановился возле друга. Вглядываясь в нездешнюю черноту волос и глаз, спросил:
– А ты кто?
– Армянин, – ответил раненый.
Врач не знал такой нации. Может быть, врач был пленный немец.
– А кто это? – спросил врач.
– Сарьян, – произнес раненый.
О художнике Сарьяне врач слышал. Он кивнул.
– Сароян, – вспомнил раненый.
Врач слышал о таком писателе. Кивнул.
– Амбарцумян. Физик, – продолжал раненый.
Он вспоминал наиболее качественных представителей нации. Врач кивал. Но через минуту возникла пауза. Раненый больше не мог вспомнить ни одного известного имени.
«Армяне кончились», – с ужасом подумал раненый… Но поскольку именно он рассказывал Фрунзику после войны эту историю, значит, его не убили тогда. Взяли с собой.
Фильм «Мимино» был закончен летом, как раз успевал к X Московскому международному кинофестивалю.
Однажды в монтажной комнате появился министр кинематографии Ермаш и сказал Данелии:
– Ты вот это место с Телави – Тель-Авивом выброси.
– Почему? – не понял Данелия.
Эпизод телефонного разговора с Тель-Авивом – главная смысловая нагрузка фильма.
– Не надо евреев, – объяснил Ермаш. – Нету такого слова.
– Евреи есть, а слова нет? – удивился Данелия.
– Ты понимаешь, арабы обидятся, а за ними весь мусульманский мир.
Данелия был озадачен. С одной стороны, он не привык спорить с министрами, а с другой стороны, не хотел уродовать свое детище.