Такая долгая жизнь
Шрифт:
— Все… Вот Сенька Гладыш, например, — нашелся Митька.
— Гладыш?.. А, Сеня, конферансье… Но ведь Сеня просто шутник… А как вас зовут? — спросила Ася Владимировна.
— Дмитрием.
— Я буду звать вас Митей, а вы меня зовите Асей. Хорошо?
— Хорошо, — согласился Митька.
Стихи стали той первой непрочной ниточкой, которая связала помкомвзвода последнего года службы Дмитрия Дудку с женой бригадного комиссара Асей Владимировной Щаренской.
С первых же встреч Ася вела себя с Митькой так, будто они старые друзья.
Все, что Ася говорила, было полно значения и особого смысла для Митьки. Он никогда не встречал
В доме у бригадного комиссара Щаренского бывали и другие красноармейцы. Ася Владимировна не играла в любительских спектаклях, которые ставила гарнизонная самодеятельность, но всегда готова была помочь советом «артистам». Из Ленинграда она привезла с собой много книг, и некоторые приходили к ней за книгами, как в библиотеку. Были и такие, которые просто тянулись к домашнему очагу, а дом бригадного комиссара был открыт для каждого.
Ася чувствовала, что этот молодой, тонкий в талии, высокий юноша относится к ней с обожанием. Ася нравилась мужчинам, но никогда она не встречала такой преданности, такой любви, которую читала в глазах Дмитрия. Не могла она не прочитать в его глазах и другое: Митька смотрел на нее не как на живую женщину из плоти и крови, а как на божество.
О такой любви Ася мечтала в ранней юности, а встретила ее сейчас, когда была замужней женщиной. Митька каждый раз по-своему удивлял Асю. Как-то он принес ей свои первые стихи. Они были, конечно, очень слабые. Но одна строчка просто поразила: «И встретил я живую сказку».
— Знаете, Митя, меня тоже один юноша однажды назвал «живой сказкой». Сначала мне это нравилось. А потом я подумала: разве я не такая, как все? Сережа, так звали этого юношу, говорил, что я не такая, как все.
— Он был прав, — вставил Митька.
— Но разве хорошо быть не такой, как все? — Ася ласково посмотрела на Митьку. В ее больших серых глазах светилась грусть.
— А где теперь этот Сергей? — спросил Митька.
— Он умер два года назад.
— Отчего он умер? — поинтересовался Митька, стараясь эти слова произнести как можно участливее. И он действительно чувствовал участие, но не к Сергею, неизвестному ему парню, который почему-то умер таким молодым, а к Асе, которую Сергей вольно или невольно, но как бы обманул, покинул ее, умер.
— У него было белокровие. (Митька не слыхал о такой болезни, но промолчал. Он уже привык: все, что связано с Асей, — необычно.) Он часто читал мне вот эти стихи:
Под землей есть тайная пещера, Там стоят высокие гробницы, Огненные грезы Люцифера, — Там блуждают стройные блудницы. Ты умрешь, бесславно иль со славой. Но придет и властно глянет в очи Смерть — старик угрюмый и костлявый, Нудный и мучительный рабочий. Понесет тебя по коридорам, Понесет от башни и до башни СоАся замолчала. И Митька молчал, зачарованный музыкой грустно-терпких стихов. Все слова, которые он хотел сказать Асе в тот момент, казались тусклыми и ненужными.
— Вот такая история, Митя, — грустно улыбнулась Ася. — После смерти Сережи целый год я жила как в бреду. Перестала ходить в университет, не виделась ни с подругами, ни с друзьями. Я не знала, что с собой делать. Когда началась война с Финляндией, неподалеку от нас в бывшей школе устроили госпиталь. Я стала ходить туда. Ведь там лежали такие же молодые люди, как Сережа. Я приносила им фрукты, читала стихи. У меня появилось много друзей. В том же госпитале лежал и Михаил Осипович. Там мы и познакомились. Потом он уехал к месту службы, а через два месяца неожиданно появился в Ленинграде, нашел меня и сказал: «Я понял, что жить без вас не могу… Выходите за меня замуж…»
Я была просто поражена. Не знала, что ему ответить. Ведь разница в возрасте у нас в двенадцать лет. Мама мне сказала: «Я же вижу, он тебе нравится. Он надежный, сильный человек». Мама верно сказала. Он сильный. И мне он дал силу жить дальше после смерти Сережи…
Митька не раз потом вспоминал этот разговор. Зачем она все это рассказала ему? Зачем?.. Что она, как пушкинская Татьяна, «другому отдана и будет век ему верна»? Но ведь он, Митька, не признавался ей в любви, как Онегин?
«Ты не признавался ей в любви. Это верно. Но разве ты ее не любишь?.. Зачем тогда ходишь? Зачем? — спрашивал себя с пристрастием Митька. — И что может выйти из того, что ты ходишь к ней?»
Когда он не видел Асю несколько дней, ему все постылело. Он считал дни и часы до каждой встречи. И сейчас, в этот новогодний вечер, Митька шел к ней такой счастливый, что счастливее и не бывает.
Ася встретила его в зеленом шелковом платье, которое так шло к ее белокурым волосам.
— Здравствуйте, Митя. Вы принесли Блока? Ну как вам Блок? Не правда ли, его стихи очень изящны, как он сам? У меня есть его фотография, он когда-то подарил ее папе. Хотите взглянуть?
С фотокарточки на плотной картонной бумаге на Митьку глянули грустные блоковские глаза. Красивое лицо, ничего не скажешь! Митька поглядел в зеркало — куда ему до Блока: нос курносый и непокорный чуб из-под пилотки… И сам себе Митька, в кирзовых сапогах, в чуть великоватой ему стираной гимнастерке, показался мешковатым и неуклюжим.
— Я только на минутку к вам, Ася! Передать книжку и поздравить с Новым годом. — Митька действительно шел на минутку.
— Посидите со мной, Митя, если не торопитесь, — попросила Ася.
— Я никуда не спешу, — сказал Митька.
— Ну вот и хорошо. Я жду Михаила Осиповича. Он в Москве, должен сегодня приехать. А мы пока посидим с вами, я почитаю вам стихи, которые друзья прислали мне из Ленинграда. Садитесь вон туда, на диван, там вам будет удобно.
Ася раскрыла не книгу, а тетрадь и стала читать:
Любовь их душ родилась возле моря, В священных рощах девственных наяд, Чьи песни вечно радостно звучат, С напевом струн, с игрою ветра споря…