Такая долгая жизнь
Шрифт:
У лейтенанта оказался приятный баритон. Он чем-то напомнил Щаренскому Дмитрия Дудку: такой же высокий, тонкий в талии, гибкий, русоволосый.
Михаил Осипович не хотел сейчас думать о Дмитрии. Он давно заметил, что Ася нравится этому парню. Такая женщина, как Ася, не могла не нравиться. Удивляло другое: то, что Ася становилась необычайно оживленной в присутствии Дмитрия. Простое ли это неосознанное женское кокетство или он тоже нравится ей? Эта мысль больно кольнула Михаила Осиповича. Уж он ли не любил свою Асю? И разве не по доброму согласию она пошла за него замуж? Разница в летах? Да!.. Но за свою жизнь он встречал
Щаренский приехал в Москву в начале декабря. В конце года с отчетом в Москву обязательно выезжал кто-либо из руководителей погранвойск республики. На этот раз послали Щаренского. По своему рангу он вполне подходил для такой миссии. Но была у него и другая цель поездки в Москву. Его давно уже тревожили боли в печени. Диета, лечение, все, что можно было сделать в условиях военного госпиталя, было сделано. Врачи настоятельно стали ему рекомендовать лечь на обследование в Москве.
Дело было для Щаренского прежде всего. Прямо с вокзала он поехал в наркомат.
Замнаркома тут же при Щаренском прочитал отчет.
— Давайте уточним некоторые факты, — озабоченно проговорил он. — На захваченных польских землях немцы опираются на так называемых фольксдойче [33] . А как ведут себя по отношению к немцам украинские националисты?
— У нас есть сведения, что «сичевики» из числа оуновцев используются немцами для охраны государственной границы, — ответил Щаренский. — Этот факт говорит о многом.
33
Лица немецкого происхождения, родившиеся не в Германии.
— За последние полгода германские самолеты сто восемьдесят семь раз нарушили Государственную границу СССР. Ваше личное мнение: большинство этих нарушений носит случайный характер или нет?
— Большинство этих нарушений как раз носит не случайный характер, товарищ замнаркома. Об этом говорят и глубина полетов и их направление. К сожалению, за все это время мы сбили лишь один самолет-нарушитель, и только потому, что он первый открыл огонь по нашим. В сбитом самолете были обнаружены фотоаппаратура и карта советских пограничных районов.
— Как ведут себя немцы, когда вы предъявляете им претензии по поводу нарушения границы? — спросил замнаркома.
— Отменно вежливы… Проявляют внешние знаки «дружелюбия». Все претензии принимают безоговорочно. Обещают наказать виновных.
Заместитель наркома достал из ящика стола «Герцеговину Флор».
— Хотите закурить? Да, я запамятовал, что вы не курите.
Замнаркома встал и подошел к карте.
— Покажите районы, где немцы в последнее время ведут фортификационные работы?
Щаренский тоже подошел к карте.
— Вот здесь, товарищ генерал-лейтенант. Против участков Рава-Русского, Медынского и Ольшанского погранотрядов. В этих местах они сооружают и укрепления полевого типа: доты, пулеметные гнезда, окопы — и противотанковые препятствия: рвы, надолбы.
Замнаркома сделал на карте пометки цветным карандашом и спросил:
— Ну а как пограничники, как настроения?
— Я написал об этом подробный отчет начальнику политуправления погранвойск.
— Отчет я ваш читал, — перебил замнаркома. — Вы не по писаному, Михаил Осипович, так сказать, неофициально.
— Если неофициально, то могу сказать, что ребята подобрались в погранвойсках славные. Горжусь, что работаю с такими людьми.
— Вы знаете, что мы представили к правительственным наградам четыреста девяносто девять бойцов и командиров пограничников Киевского и Белорусского военных округов? — спросил генерал-лейтенант.
— Да, начальник политуправления говорил мне об этом. Спасибо вам.
— За что мне-то спасибо? Спасибо пограничникам, что так службу несут. Так и передайте в войсках, когда вернетесь на место: Народный комиссариат внутренних дел благодарит их за отличную службу! Ну, не буду, Михаил Осипович, больше вас задерживать, — генерал-лейтенант на прощание протянул руку. — Знаю, что вам нужно еще показаться московским эскулапам. Ни пуха вам, ни пера, как говорят студенты перед экзаменами.
Из наркомата Щаренский поехал прямо в спецполиклинику. В машине он почувствовал вдруг страшную слабость. «Устал. Я просто устал!» — подумал он.
Тягостными были дни, которые Щаренский провел в специальной клинике… Казалось, не пойди он в больницу, никакой беды бы не было. Но обмануть можно себя — не болезнь…
Страшный смысл слова, написанного по-латыни в истории его болезни, в которую успел заглянуть бригадный комиссар, пока врач говорил по кремлевскому телефону из другой комнаты, а медсестра, легкомысленно отвернувшись, занялась каким-то своим делом, дошел до него сразу.
Когда вернулся врач и они остались вдвоем, Щаренский сказал ему, что все знает о своей болезни. По лицу врача, смертельно побледневшему, он понял, что это уже не предположение, а д е й с т в и т е л ь н о с т ь.
— Ну что вы так испугались, доктор. Можно подумать, что болен не я, а вы. Лучше скажите мне прямо: сколько мне осталось?
— Я не знаю, — тихо ответил доктор.
— Ну а все-таки? — настаивал бригадный комиссар.
— Может, год… А если повезет, два…
— Будем надеяться, что мне повезет…
— Товарищ бригадный комиссар, может быть, все-таки операция?..
— А у вас были случаи успешной операции при раке печени? Только правду.
— Нет, не было…
— Ну вот, а вы говорите: операция. Лечь под нож сейчас — значит уже ничего не сделать. Вернее, не успеть сделать. А у меня еще есть на земле кое-какие дела…