Такая долгая жизнь
Шрифт:
— Ничего подобного, — горячо возразил Пантелей. — У меня были свои счеты с Батюковым, старые, — добавил он. — А тут еще дело Тухачевского…
— А при чем тут Тухачевский? — спросил Михаил.
— В июне тридцать седьмого года собрали нас, высший командный состав, в Кремле. Начали знакомить с материалами по делу Тухачевского, Уборевича, Якира… Стали выступать товарищи, Батюков в их числе… Мол, и раньше он подозревал Тухачевского… Потом дали слово Мерецкову.
— Это кто, Мерецков? — спросил Михаил.
— Новый начальник Генштаба РККА. Он стал говорить об опыте боев в Испании. Недавно приехал оттуда. Из зала посыпались реплики,
Тут Сталин снова перебил его и сказал: «Мы тоже верили им, а вас я понял правильно».
Когда совещание закончилось, я подошел к Батюкову: «Константин Петрович, как вы могли такое сказать о Тухачевском?» Он покраснел весь. «Сказал то, что думал, — отрезал он. — А вы что же, припрятали свое особое мнение?» Так еще подчеркнул: «Особое мнение»! «Взяли бы да и заявили о нем с трибуны».
Я ответил, что писал записку, но мне не дали слова.
У меня и раньше были плохие отношения с Батюковым, а после этого случая совсем расклеились. Рапорт мой о зачислении в «испанскую группу» задержал, и в Испанию я не поехал. Пошли разные придирки. Возраст, мол, у меня для летчика-испытателя уже неподходящий. В кадры меня послать, на командную должность? Отошел, мол, от армии, давно отвык от командования крупными соединениями, да и армия сейчас совсем не та, что была десять лет назад. Словом, повел дело так, что мне ничего не оставалось другого, как подать рапорт. «Помочь вам устроиться на работу?» — «Да нет уж, — говорю, — спасибо. Как-нибудь сам устроюсь». На том и расстались.
— Батюков, поди, теперь уже в командармах ходит? — спросил Михаил.
— Да нет. По-прежнему комкор. Но перешел на командную должность. Командует авиацией Западного особого военного округа.
— Как же ты все-таки в ГИРД [34] попал? — поинтересовался Михаил.
— Чкалов меня надоумил.
— Чкалов?
— Ну да. Я зашел к нему как-то по старой памяти. Он спросил: «Что делать собираешься?» Видно, уже знал о моих делах. «Пока еще не решил…» — «Иди в ГИРД, — посоветовал он. — Ребята там славные. Дело новое, а на новое, я тебя знаю, ты — как муха на мед…» Дело действительно оказалось интересным. Очень. Дело, можно сказать, будущего. Я был очень благодарен Чкалову за совет…
34
Группа изучения реактивного движения.
— Как же он погиб?
— Я видел его за день до гибели. Вечером зашел к ним. Ольга Эразмовна стала нас чаем поить. Я увлекся. Стал рассказывать о полетах на Марс, на Венеру. Чкалов внимательно слушал. «Интересно рассказываешь. Может, и мне к вам податься?» Сам спросил и сам же ответил: «Нет. Я — земной. Я землю люблю». А потом подумал и добавил: «А там — черт его знает? Со стороны-то на нашу матушку-землю тоже ведь здорово глянуть!»
Я знал, что он обкатывает новую машину Поликарпова. «Завтра лечу», — сообщил он. «Я слышал, что машина еще не доведена…» — «Есть неполадки», — признался он. «Так чего ж ты гонишь?» —
А на другой день Валерий разбился…
— Как же все-таки это случилось?
— Отказал в воздухе мотор. Переохладился и стал. Был сильный мороз. Чкалов пошел на вынужденную… До аэродрома дотянуть не удалось… Высота резко падала — машина просто проваливалась, а внизу — строения. Дым из труб валит — жилье. Резко отвернул, а тут — высоковольтная линия, столб… Ну и все!.. — Пантелей замолчал.
Тихо стало в комнате. Только старые ходики тикали.
— В ГИРДе тебе действительно интересно? — спросил Михаил спустя некоторое время.
— Еще как! — оживился Пантелей. — Люди там одержимые. Вот взять хотя бы Фридриха Артуровича Цандера… Умер он, а о нем легенды ходят. Есть еще Королев — очень интересный мужик…
Михаил с любовью смотрел на старшего брата. Он всегда гордился Пантелеем: когда тот получил орден Красного Знамени, когда стал пилотом, комбригом, испытателем новых самолетов. Время, казалось, не тронуло Пантелея даже внешне: все еще молодое лицо, седых волос нет. А главное — сердце. Оно было таким же жадным до всего нового, как и в юные годы. Было у Пантелея с Алексеем что-то общее. Алешка, правда, жил до сих пор вразброс, но, видно, теперь поумнел, раз орден заработал.
— Ты Алексея давно видел? — спросил Михаил.
— Примерно год назад, когда он с Халхин-Гола через Москву ехал. Зашел ко мне на работу. Ладный такой… в танкистской форме, по два кубика в петлицах, на груди — орден Красной Звезды. Руку к фуражке приложил: «Товарищ комбриг!..» А глаза у самого смеются. Да ты же знаешь Алешку… Нина недавно писала: как выходной день, Алешка на себя пиджак с орденом, Нину под руку и — на Ленинскую, а за ними — толпа мальчишек…
— Алешка всегда любил покрасоваться, — без осуждения, а просто как факт отметил Михаил. — Но почему его снова в армию забрали?
— Сейчас многих забрали. Война в двери стучится…
— Так, говоришь, он на западе?
— На западе…
— Может, встретимся там…
— Очень может быть, — согласился Пантелей.
— В молодости мы с Алешкой любили петь эту песню: «Мы Путивцы, и дух наш молод…» — вспомнил Михаил.
— Как же, и я пел вместе с вами, когда приезжал…
Закурили еще по одной папиросе.
— Давай форточку откроем, проветрим.
Морозный, густой воздух клубами повалил в комнату.
— Так ты Ксеню и не предупредил, — сказал Пантелей. — Телеграмму хотя бы дал.
— Телеграммой всего не скажешь, а позвонить некуда.
— А у Хоменко телефона нету?
— У Хоменко? Ну, конечно, есть… Как же я раньше об этом не подумал?.. А сейчас нельзя позвонить? — спросил Михаил.
— Почему нельзя? Можно. Но уже поздно. Он спит, наверное…
— Ни черта, разбудим, звони!..
Телефонистка никак не могла дозвониться.
— Звоните ему крепче! — настаивал Михаил. — Он всегда спать любил…