Такая долгая жизнь
Шрифт:
— Конечно, он не мальчик. Но знаете, Мария Ивановна, он как ребенок…
— Я встречала его в посольстве. Он действительно выглядит молодо, моложе своих лет. Но люди о нем отзываются хорошо: степенный, выдержанный. — Марии Ивановне хотелось сказать Маше приятное.
— Ой, Мария Ивановна, я все еще не верю, что я еду. И куда? В Берлин! К кому? К своему мужу! А кто мой муж? Советский пресс-атташе!.. Я и в Москве-то раньше никогда не бывала.
— Ничего, девочка, к хорошему привыкаешь быстро, — успокоила Мария Ивановна.
Вертя
— А что, Мария Ивановна, ставить в графе: везете ли вы оружие? Я напишу: «Везу пулемет!» — И, не дождавшись ответа, тут же спросила: — Вот здесь насчет золота… У меня золотое перо в авторучке — Юра подарил. Писать?
— Нет. Это не надо. А если есть кольца, серьги, золотые монеты — это нужно писать.
— Ничего этого у меня нет, — как-то даже радостно сообщила Маша.
Поезд медленно протащился по мосту через Буг. Окна в вагонах приказали закрыть. Маша прижалась к оконному стеклу — аж нос расплющился, — увидела внизу воду, на которую падали отблески фонарей, а берега были темные, и зелень сливалась на них в черные, причудливой формы, пятна.
Когда пересекали нейтральную полосу — железнодорожное полотно вошло в своеобразный загон из колючей проволоки: проволока справа, слева и сверху. Все было освещено яркими прожекторами: шпалы, песок на железнодорожной насыпи и прилегающие к дороге кусты. Но вот поезд снова нырнул в темноту. После света она была густой, непроницаемой. Это была уже Германия, а точнее, Польша, Генерал-губернаторство, как пояснила Мария Ивановна.
— Сейчас мы остановимся, — сказала она. Но поезд не остановился, а пошел дальше, набирая скорость. Мария Ивановна высказала свою догадку: — В Бресте мы простояли дольше положенного. Наверное, из-за опоздания документы решили проверить в пути…
Ни Мария Ивановна, ни Маша не знали и не могли знать, что начальник немецкой пограничной железнодорожной станции получил приказ: поезд Москва — Берлин не задерживать, а как можно скорее направить его в глубь Германии, и чтобы никто из пассажиров не заметил, что на запасном пути стоял эшелон с танками, которые выгружались. Танкистам был дан приказ держать моторы на малых оборотах. На брусчатку насыпали густой слой песка, чтобы гусеницы не лязгали. Фары тоже было приказано не включать — благо ночь была лунной.
Примерно через полчаса после того как миновали границу, в купе настойчиво постучали, и в проеме открытой двери показалась голова в каске, мундир мышиного цвета и на груди — большая подковообразная бляха. Рядом с чином из полевой жандармерии вырос человек в штатском, в клетчатом костюме и в шляпе, — переводчик.
— Гутен абенд! Пасконтроль… Руссен?
— Русские? — спросил переводчик.
— Советские, — ответила Мария Ивановна.
Переводчик чуть заметно и, как показалось Маше, ехидно улыбнулся.
— Вохин фарен зи? (Куда вы едете?)
Маша все прекрасно понимала и без переводчика и, как только
— Мы едем в Берлин, — сказала Мария Ивановна.
— К кому вы едете? — спросил жандарм.
— Я еду к мужу, — ответила Маша по-немецки. Теперь ей захотелось попробовать свой немецкий.
— О! Фрейлейн говорит по-немецки! Это хорошо! — сказал жандарм. — А кто ваш муж? Дипломат?
— Дипломат… Журналист, — ответила Маша.
— А вы — тоже дипломат?
— Нет. Я… — Маша мучительно подыскивала нужное слово. Ну конечно же. «Я фрау». Кажется, так. Фрау — и женщина и жена. Правильно ли ее понял немец, что она жена?!
— Фрау? Дас гут. — Жандарм даже изобразил на своем лице подобие улыбки и, повернувшись к переводчику, сказал: — Запишите: Мария Тополькоф, жена пресс-атташе Тополькоф…
— Мой муж работает в торгпредстве, — сообщила Мария Ивановна.
Когда немцы ушли, Маша заметила:
— Странная какая-то форма у этих пограничников. Вы видели кинофильм «Вратарь»? Там была футбольная команда «Черные буйволы». Вон у них похожие бляхи были на груди…
— Это не форма немецких пограничников… Я сама эту форму вижу впервые, — удивилась Мария Ивановна.
— Мария Ивановна, а разве я говорила, что Юра — пресс-атташе? — спустя какое-то время спросила Маша.
— Кажется, не говорила, — согласилась Мария Ивановна. — Но они все знают, — добавила она. — Думаешь, когда они визу дают, они не знают кому?.. Давай лучше спать. Спать хочется…
Но Маше, взволнованной всем происходящим, не хотелось спать. Поезд внезапно остановился. И тотчас же пошел снова.
Включили ночной свет. Открыли окно — теперь уже было можно. Свежий воздух ворвался в купе. Пахло чем-то незнакомым. На Кубани воздух в это время был сухим, горячим. Даже ночью. Здесь веяло прохладой, чувствовался запах хвои. Маша немного высунулась в окошко, подставила лицо встречному ветру — было такое ощущение, будто кто-то гладит тебя по голове и щекам прохладными ладонями.
Вдоль железной дороги, рядом с поездом, бесшумно скользили полоски света — вагонные отсветы. Из лесу доносились соловьиные трели.
— Мария Ивановна, слышите, соловьи!..
Но Мария Ивановна уже спала. Маша еще долго смотрела в окно, в темень, но вот усталость и ее уложила в постель. «Завтра я увижу Юру!» С этой мыслью она заснула.
Во время короткой остановки в пути — большинство пассажиров даже не обратили на нее внимания — в задний, пустой вагон погрузился отряд фельджандармерии. К полуночи вся полнота полицейской власти в приграничной зоне перешла к ним. Жандармы должны были сопровождать поезд до Франкфурта-на-Одере, где ждали тюремные автобусы, в которых всех советских граждан доставят в лагерь для интернированных под Нойбранденсургом.