Такая короткая жизнь

Шедогуб Зинаида

– Выпьем, хлопцы, едят вас мухи с комарами, за победу, шатаясь меж воинов, кричал дед Степан. – Самогончику для вас припас. Думал: не дождусь вас, голубчиков…

– Не вирю, не вирю, шо Юра погиб, – причитала у плетня низенькая молодичка.

– Ну, мне пора, еще свидимся, – попрощался Иван.

Он уехал, а Люба, как завороженная, стояла на месте: смех, плач, шутки, крики – все это рождало какое-то необычное настроение. Как в калейдоскопе меняются узоры, так и в девичьем сердце то было весело, потому что выжила, дождалась прихода советских воинов,

то грустно до того, что хотелось плакать: ведь погиб отец, да и вернутся ли родные… Раздумья прервал взгляд, который неотступно следил за нею.

Люба занервничала. Смущаясь, она быстро пошла по тропинке домой, но солдат преградил ей путь.

– Куда бежишь от меня? Я вот давно за тобой наблюдаю, а ты меня не замечаешь.

Испуганные карие глаза невольно взглянули на говорящего.

Взглянули и заметались, сломленные силой направленного на них взгляда таких же карих, но еще более смелых и настойчивых глаз.

Обветренные, упрямо сжатые губы, широкое, смуглое, со здоровым румянцем лицо, на открытом лбу мохнатые и густые брови, прямой, чуть длинноватый нос – все было вызывающе ярким и одновременно таким близким и родным, будто девушка и впрямь знала этого парня.

– Я давно тебя ждал и искал, – не стесняясь окружающих, проговорил солдат.

Он освободил дорожку и пошел рядом.

– Любая ты девушка. Люба. Любушка… – играл он словами. – Тебя, наверное, Любой зовут? Если угадал, то будем с тобой всегда вместе.

Девушка улыбнулась уголками губ, исчезла скованность, и она весело сказала:

– Да, вы угадали: меня зовут Люба.

– Неужели так бывает, – думала она. – Не знаю ни имени, ни откуда он родом, а кажется, что мечтала лишь о нём.

Страх перед неизведанным и никогда прежде не испытанным ею чувством влечения к юноше вдруг овладели девушкой.

– Люба, почему ты не говоришь со мной? – прервал затянувшееся молчание погрустневший солдат. – Неужели тебя пугает перевязанная рука? Так это пустяк: у вас в станице малость поцарапало… Везучий я: тебя вот встретил…

Парень замолчал, но через несколько минут вновь обратился к Любе:

– Ну, а ты угадаешь мое имя?

– Не могу.

– Николаем меня зовут… С Украины я, Люба… Приходи вечером к школе, – попросил он девушку.

Люба долго не решалась войти в хату, так как боялась, что мать сразу поймет ее состояние, но Надежда бесцельно переставляла с места на место посуду и плакала.

– Ты знаешь, шо наш Митро наробыв, – обратилась она к дочери.
–

Сказав, шо домой его не затащим, шо буде воевать… За батька вси слезы выплакала, а теперь опять… Не жизнь – одно страдание. И корова голодна, и сил нэма…

Люба напоила корову, принесла ей душистого сена, но работа не успокоила ее.

– Не пойду, ни за что не пойду,- думала она. – И знать его не хочу. Он уедет, забудет… Ишь какой смелый! Не пойду, – твердо решила девушка, а сердце стучало: " Пойдешь… Пойдешь… Пойдешь…"

Когда начало смеркаться, Люба потихоньку выскользнула из хаты

и берегом пошла к школе. Они встретились на полпути.

– Как же ты узнал, где я живу? – удивилась Люба.

– А я уже все знаю, – рассмеялся Николай. – Вот слушай. Огород у ерика. Сад. В нем большая старая груша. Хата, крытая черепицей.

– Точно, – удивилась Люба. – Кто ж тебе рассказал?

– Военная тайна.

Они рассмеялись и забыли обо всем: что идет война, что встреча коротка, что скоро расставание. А сейчас были только он и она. Да ерик. Да калина. В воде отражались вечные звезды. И приятно было смотреть на них, а еще лучше прижаться друг к другу и согреться под видавшей виды шинелью. Казалось, весь мир принадлежал им, и даже редкие огненные зарницы в небе на западе не могли разрушить этого ощущения.

– Кохана моя, – шептал Николай, ласково целуя девушку.
–

Единственная… Солнышко мое дорогое…

Затаив дыхание, Люба прильнула к солдату. Вдруг Николай встал и легко поднял ее.

– Ты только посмотри, – восхищенно произнес он. – Мы одни…

Никто, наверное, не венчался под звездами… Ты только верь мне: я никогда не предам тебя, не изменю, не забуду. Я берег себя для тебя и должен знать, что у меня есть самый близкий человек на земле – моя жена.

Девушка смущенно молчала.

– Люба, – горячо прошептал Николай, – любимая, ты моя навсегда, моя и только моя…

– Да, – тихо ответила она.

Он обнял ее, стал целовать, и девушка позабыла обо всем на свете.

Расстались они на рассвете.

– Люба, я люблю тебя, – прощаясь, сказал ей Николай, – но сидеть тут из-за пустячной царапины не стану. Стыдно. Но ты не волнуйся: мы будем вместе. Только жди меня, жди…

В станице бушевала весна. Ожили лиманы, луга покрылись нежной, как кожа новорожденного, зеленью, набухли на деревьях почки.

С раннего утра Люба трудилась в саду. Она выгребала прошлогодние листья, вырывала почерневший бурьян и складывала все в кучи, чтобы потом сжечь. Работа двигалась медленно, так как девушка, задумавшись, застывала где-нибудь под деревом.

Люба больше не видела Николая и ничего не слышала о нем, и теперь она вновь и вновь вспоминала встречу с ним, его поцелуи и клятвы, верила и сомневалась, но если бы все можно было повторить снова, то поступила бы так же.

Она испуганно вздрогнула от прикосновения холодных материнских рук.

– Шо с тобой, дочка? – озабоченно спросила Надежда. – Кричу.

Кричу. Не чуешь…

– А что случилось? – удивилась Люба, заметив на матери праздничную юбку.

– Собирайся быстрей! Всих гукають на митинг. Вон уже бабы идуть…

По улице, гордо неся красивую кудрявую головку, шла Наталья. За ней в старом поношенном платье семенила Елена. Женщин догоняла Полина.

– Подождите нас, бабоньки! – крикнула Надежда.

– Мы девочки, – пошутила Наталья. – Мужиков-то у нас нэма…

– Ну, я, пожалуй, побегу, – сказала Надежда дочери. – А ты нас догонишь.