Таких не берут в космонавты. Часть 2

Во вторник двадцать пятого января шестьдесят шестого года в городе Кировозаводск потеплело. До плюсовой отметки температура на улице не поднялась. Но приблизилась к ней. Это я понял, потому что по пути в школу мы с Иришкой сегодня не выдыхали пар. Ветви берёзы за школьным окном избавились от шапок из снега, уже не клонились к земле. Освещённая лишь светом из окон берёза походила сейчас на огромную корягу — об этом я подумал, пока дожидался ответ Черепанова.

Лёша сидел за партой, смотрел на меня снизу вверх. Выглядел он не выспавшимся, размышлял над моими словами едва ли не полминуты.

— А… что случилось? — спросил Алексей. — Какая помощь? Что я могу? Нет, я… конечно.

Черепанов тряхнул головой.

Я уселся рядом с ним, тихо сказал:

— Мне нужны три портрета.

— Сейчас?

— Как можно скорее. Желательно: уже на этой неделе.

— На этой? — переспросил Лёша. — Ладно. В скафандре?

Теперь уже слегка «завис» я.

— В каком скафандре?

— В таком же, в какой я тебя нарядил на прошлом рисунке. Забыл? Тот портрет сейчас у тебя над письменным столом висит.

Я улыбнулся и покачал головой.

Сообщил:

— Понял, о чём ты говоришь. Нет, скафандры не нужны. Портреты нужны не мои.

Я открыл портфель, вынул оттуда сложенный вчетверо тетрадный лист. Развернул его. Положил лист перед Черепановым.

Алексей опустил взгляд на страницу.

— … Илья Муромец… — пробормотал он.

Взглянул на меня и уточнил:

— Это кто? Наши физруки?

— Они, — ответил я. — Три человека. Нужны три портрета. По одному портрету каждого из этих товарищей.

Черепанов нахмурился, но уже через пару секунд приподнял брови.

— Ааа! — протянул он. — Не твои портреты?

Он снова посмотрел на страницу.

— Нет, но… ладно. Сделаю. А зачем?

Я приложил палец к губам и пообещал:

— Позже расскажу.

Показал на лист бумаги.

— Сможешь? — спросил я.

Алексей кивнул, поднял на меня глаза.

— Конечно, — ответил он. — На переменах гляну на них ещё разок. Освежу в памяти образы. Муромца-то я тебе хоть сейчас изображу. А вот на этих двоих…

Черепанов повернул лицо в сторону входа в класс, замолчал. Мне почудилось, что он затаил дыхание.

Я всё ещё дожидался, когда Лёша завершит фразу. Когда услышал знакомый звонкий женский голос.

Голос громко и будто бы торжественно произнёс:

— Пиняев, ты сошёл с ума?!

Я заметил, как умолкли мои одноклассники. Они посмотрели в мою сторону. Повернула голову и сидевшая за партой перед Черепановым Иришка Лукина — она тут же скривила губы, словно надкусила лимон.

Обернулся и я — увидел замершую в шаге от моей парты Свету Клубничкину.

Светина причёска «каре» выглядела сейчас безупречно. Клубничкина излишне театрально хмурилась,

сжимала кулаки. Целила в моё лицо грудью второго размера, спрятанной под тканью малинового цвета кофты.

— Пиняев, это возмутительно! — пафосно воскликнула Света.

Она всплеснула руками. Я сообразил, почему Клубничкина не подошла вплотную к моей парте: Света замерла там, где свет ламп лучше освещал её лицо. Я невольно хмыкнул, восхитившись её сообразительностью.

Сказал:

— Здравствуй, Света.

— Клубничка, ты не ошиблась классной комнатой? — спросила Лукина. — Здесь будет урок у десятого «Б», а не у десятого «А».

Клубничкина и бровью не повела в сторону Иришки.

Она подпёрла кулаками свои бока и во всеуслышание спросила:

— Василий, так это правда, что ты из-за меня вчера подрался с Геной Тюляевым из одиннадцатого «Б»?

Реплика Клубничкиной возымела эффект — по классу прокатились удивлённые шепотки.

Десятиклассники позабыли о своих делах. Наблюдали за Светиным представленьем.

Я покачал головой и ответил:

— Враньё.

Клубничкина красиво повела рукой, но вдруг замерла. Словно сообразила, что пьеса пошла не по сценарию. Клубничкина вновь нахмурилась — на этот раз она будто бы рассердилась искренне.

— Почему это, враньё? — спросила Светлана. — Мне сказали: дрался!

Она обвела глазами притихший класс, снова опустила взгляд на моё лицо.

В обличительном порыве указала на меня рукой и заявила:

— Мне сказали, что ты подрался вчера в раздевалке спортзала с Геной Тюляевым! Сказали, что вы повздорили из-за меня. Говорят, Геннадий из-за этой драки на урок опоздал.

Она торжествующе улыбнулась.

— Василий, мне не интересно, что там у вас произошло, — сказала Клубничкина. — Но знай: я не одобряю твой поступок!

Светлана в порыве наигранного гнева топнула ногой.

— Глупые мальчишки! — воскликнула она. — Вы что, вообразили себя героями Пушкинского романа? Онегиным и Ленским? Что за дуэль вы устроили? Сейчас не Пушкинские времена! Вы не какие-то там безграмотные дворянчики! Вы советские люди, комсомольцы! Мне стыдно за вас, Пиняев! Так и знай! Я не одобряю подобные поступки!

Клубничкина махнула рукой, резко развернулась и зашагала к выходу из класса.

У самой двери она не удержалась и всё же повернула голову — оценила произведённый её выходкой эффект.

Я заметил торжествующий блеск в её глазах.

Иришка Лукина повернулась ко мне лицом и спросила:

— Василий, она правду сказала?

Зашушукавшиеся, было, школьники вновь притихли.

— Ты вчера подрался из-за этой дуры с Геной Тюляевым? — сказала Лукина. — Это правда?

Я усмехнулся и громко повторил: