Таких не берут в космонавты. Часть 2
Шрифт:
— Конечно.
Я кашлянул, повернулся лицом к залу.
«Эмма…»
«Господин Шульц…»
— Владимир Владимирович Маяковский! — объявил я. — Сифилис.
«Эмма, ты уверена, что это стих Маяковского?»
«Господин Шульц, это стихотворение…»
«Я понял, Эмма. Продолжай».
— Пароход подошёл, завыл, погудел — и скован, как каторжник беглый, — продекламировал я. — На палубе семьсот человек людей, остальные — негры…
— … И всё ей казалось, — сказал я, — она жеребёнок, и стоило жить и работать стоило.
«Эмма, следующее».
«Господин Шульц…»
—
— Василий, хватит, — прервал моё выступление учитель литературы.
Он покачал головой и заявил:
— Не ожидал. Вот честно: не ожидал, что ты действительно поклонник творчества Владимира Владимировича. Прекрасно читал, Пиняев. Уверенно, с чувством. Великолепно.
Он повернулся к классу и сказал:
— Товарищи будущие выпускники, поаплодируйте Василию Пиняеву.
Я выслушал жиденький хор аплодисментов.
— Молодец, Василий, — сказал Максим Григорьевич. — Оценку я исправлю. Присаживайся на своё место.
Он указал на мою парту рукой.
— А мы продолжим урок.
После уроков я отказался от очередного концерта в актовом зале. Сказал одноклассникам, что у меня на сегодня запланированы дела. К тому же, дела были и у Черепанова: Лёша не пошёл к Лукиным — отправился домой рисовать портреты учителей физкультуры. Он пообещал, что сделает рисунки до завтра. Я озвучил оправдание своему заказу: сообщил Черепанову, что придумал приуроченный к двадцать третьему февраля конкурс на лучшего учителя физкультуры в нашей школе. Пообещал, что предложу идею этого конкурса Лене Зосимовой (комсоргу школы), как только получу от Алексея заказанные портреты.
На счёт своих дел я одноклассникам не солгал. На сегодня я запланировал поход в магазин за нотными тетрадями. Решил, что раз занятий с Черепановым сегодня не будет, то потрачу освободившееся время с пользой. За полтора года пребывания в гейдельбергской клинике я отвык от походов по магазинам. Да и до второго инсульта я всё чаще заказывал через интернет доставку товаров на дом. Но в Советском Союзе тысяча девятьсот шестьдесят шестого года интернета не было (здесь пока и телефоны в квартирах считались редкостью и роскошью). После школы мы с Иришкой наспех поели и отправились в магазин.
Магазин, носивший подзабытое название «Культтовары», поразил меня не внешним видом (он находился в похожем на избушку деревянном здании) и не ассортиментом товаров (к нынешнему «изобилию» в советских магазинах я заранее морально подготовился). Он удивил меня странными походами от отделов к кассе, откуда я возвращался с чеком обратно к продавцам — обменивал чек на товары. Очередь около кассы не исчезала. Я прикупил сразу десять нотных тетрадей с изображением арфы на обложке. Вторую очередь в кассу я отстоял, когда вспомнил о простых карандашах (Иришкины карандаши я превратил в огрызки). На третий заход к кассе я не отважился — покинул магазин до того, как надумал прикупить очередные «необходимые» вещи.
От «Культтоваров» мы прошли ещё полсотни метров по засыпанной снегом улице Ленина, заглянули в магазин «Книги». Там я с удовольствием вдохнул запах свежей типографской краски, окинул взглядом стеллажи и столы с печатными изданиями. Сдвинул на затылок шапку, прошёлся вдоль рядов, пробежался взглядом по обложкам и по корешкам книг. Посмотрел на фамилии авторов, заглянул
Лукина напомнила о себе сама.
Она подбежала ко мне с книгой в руках и сообщила:
— Василий, смотри, что я нашла!
Показала мне обложку книги, на которой значилось: «Библиотека современной фантастики, тот 1. Иван Ефремов».
— Это же «Туманность Андромеды»! — сказала Иришка. — Ещё здесь есть «Звёздные корабли».
Я взял из рук Иришки книгу, перевернул её — взглянул на цену.
— Восемьдесят девять копеек, — сказал я. — Берём.
— Зачем? — спросила Лукина. — У нас же дома почти такая же на полке стоит.
Я взмахнул рукой и заверил:
— В хозяйстве пригодится. Берём.
В среду перед началом первого урока Черепанов положил на стол тетрадь, подвинул её в мою сторону.
— Вот, — сообщил он. — Сделал.
Говорил Алексей едва слышно. Озирался при этом по сторонам, будто заговорщик.
Я заглянул в тетрадь — на первой же странице под обложкой увидел карандашный рисунок. Иванов Илья Фёдорович (он же — Илья Муромец), выглядел на рисунке серьёзным и слегка уставшим, будто на протяжении всего урока не сидел на лавке. Черепанов точно передал на портрете его меланхоличный взгляд, тщательно зарисовал ухоженные усы. Я не удержался, довольно кивнул. Потому что Илья Муромец на рисунке выглядел, будто на чёрно-белой фотографии. Лёша нарядил его в привычный спортивный костюм — не в космический скафандр. Заметил я у физрука на шее и шнурок от свистка (сам свисток на странице не поместился).
— Здорово, — сказал я. — Профессиональная работа. Как живой.
Черепанов улыбнулся, дёрнул рукой.
— Смотри дальше, — прошептал он.
Я перевернул тетрадный лист. Встретился глазами с пристальным суровым взглядом Евгениева Эдуарда Васильевича (Васильича, как называли его школьники). Вчера я вместе с Черепановым ходил к спортзалу, рассматривал подсчитывавшего мячи физрука. Васильич тогда обернулся и зыркнул на нас вот так же, как глядел сейчас на меня с поверхности тетрадной страницы. Залысины, выступавшие вперёд надбровные дуги — всё это Лёша зарисовал в точности. Я ещё вчера прикинул, что Эдуард Васильевич примерно одногодка нашего Ильи Муромца. Хотя на рисунке он сейчас казался чуть старше Ильи Фёдоровича (за счёт этого сурового взгляда).
Я показал Алексею поднятый вверх большой палец и вынес вердикт:
— Зачёт. Будто фотография. Молодец.
— А третий? — спросил Черепанов.
Попова Дмитрия Фомича (даже коллеги называли его просто Фомичом) мы с Алексеем вчера встретили около учительской. Фомич беседовал с нашей математичкой. Я не заметил в их общении флирта, хотя учительница математики игриво посмеивалась. Они выглядели представителями разных поколений: Фомич был старше Веры Сергеевны минимум на двадцать лет. Черепанов на портрете точно изобразил его взъерошенные седые волосы и пятнышки-шрамы от оспы на щеках. Зарисовал он и большую родинку справа от носа Фомича, из которой топорщились в стороны (похожие на усики мины-ловушки) не сбритые волоски.