Таких не берут в космонавты. Часть 2
Шрифт:
Логику в словах Клубничкиной я не заметил, о чём сообщил Генке.
Толкнул под столом Иришку, чтобы она в очередной раз не обозвала Свету дурой.
Тюляев развёл руками.
— Не обращай внимания, Василий, — сказал Генка. — Это она от зависти злится. Привыкла быть в центре внимания. Считает, что ты занял её место. Сначала я думал, что она в тебя влюбилась. Потом сообразил, что Светка на самом деле любит только себя. Вы бы видели, как её разозлила та статья в «Комсомольской правде». Не поверишь, Пиняев, но вчера она говорила: это ты поджёг в январе школьный склад.
Иришка покачала головой. Но промолчала: почувствовала мой пинок под столом.
Мысли моей сестры озвучила Надя:
— Клубничкина с ума сошла?
— Это уже слишком, — поддакнул Черепанов.
Генка пожал плечами.
— Интересно, что она скажет, когда узнает об этой банде деревенских полицаев, — сказал он. — Тоже, небось, заявит: ты, Василий, ещё в сорок первом заставил их предать Родину.
Тюляев нанизал сосиску на зубцы вилки.
— О какой банде? — спросила Иришка.
Она чуть склонила на бок голову — волосы в её гриве сверкнули в свете ламп.
Тюляев прожевал сосиску, с удивлением посмотрел на Иришку.
Поинтересовался:
— Вася вам не рассказывал?
Тюляев взглянул на меня — я покачал головой.
Геннадий снова повернулся к моей сестре и заявил:
— Василий вычислил банду бывших немецких полицаев, которые жили у нас в городе. В пятницу он принёс моему отцу целый список предателей Родины. Даже показал парочку портретов. Прошлой ночью и вчера днём этих преступников арестовали. Батя сказал, что взяли семерых. Всех, кого Василий указал в своём списке.
— В каком ещё списке? — сказала Иришка.
Она встряхнула гривой, толкнула меня в плечо.
— Вася, что за список? — сказала она. — О чём это Гена говорит?
Я услышал в её голосе тревогу.
Тюляев ухмыльнулся (скривил усы), заглянул в Иришкины глаза. Затем он посмотрел на замерших Лёшу и Надю.
— Что, действительно ничего не знаете? — спросил Геннадий.
Я сообщил:
— Твой отец попросил, чтобы я молчал.
— О чём молчал? — спросила Иришка. — Ребята, объясните уже, в конце концов, что произошло.
Генка взглянул на меня — я дёрнул плечом. Тюляев снова посмотрел на мою сестру, приосанился. Поведал Иришке о том, как я вчера пришёл к нему домой и сообщил Генкиному отцу о своём открытии. Гена пересказал всё то, о чём я вчера говорил Юрию Михайловичу: о конкурсе физруков, о визите к Серафиме Николаевне, о портретах бывших «фашистских прихвостней». Дальше Гена поведал, как его отец ездил после моих слов к Маркеловой — та подтвердила мои слова и добавила к моему рассказу много новых подробностей. О зверствах полицаев в сорок первом году Генка упомянул лишь вскользь. Но он улыбнулся и сообщил: его отец позавчера по возвращении от Серафимы Николаевны ругал меня за то, что я «не придержал информацию» до понедельника.
— … Теперь уже я могу сказать…
По словам Тюляева, первым милиционеры позапрошлой ночью задержали соседа нашей классной руководительницы Кирилла Сергеевича Белова. Генка с усмешкой сообщил нам, что милиционеры увезли подвыпившего Косого, якобы, в медвытрезвитель. Белова в
Лукина обрушилась на меня с упрёками. Но я решительно перевёл стрелки на Генкиного отца. Заявил, что Юрий Михайлович мне «строго настрого» запретил разговоры о моём неожиданном открытии. Я признался, что сам не сразу поверил в виновность Фомича. Сказал, что Лёшины рисунки сыграли едва ли не главную роль в разоблачении предателей Родины. Заметил, как Черепанов горделиво улыбнулся. Поблагодарил я и Надю за идею сообщить о соседе Лидии Николаевны Некрасовой милиционерам. Сказал, что не последнюю роль в разоблачении «банды» сыграли и полученные мной от Иришкиного отца списки. Передал через Генку благодарность и Юрию Михайловичу за то, что он не отмахнулся от моих рассказов, проверил их и задержал преступников.
— Теперь о Васе снова в газете напишут, — заявил Черепанов. — Я повешу на стену новый Васин портрет.
Он отсалютовал мне нанизанной на зубцы вилки сосиской.
— Обязательно напишут, — сказала Иришка. — Потому что мой брат — комсомолец-герой
Я улыбнулся, покачал головой и сообщил:
— Не напишут. Не в этот раз.
— Почему это? — спросила Иришка.
— Потому что никакого геройства не было, — ответил я. — Только обычное совпадение. Случайность.
Сунул в рот две горошины и отодвинул в сторону опустевшую тарелку. Придвинул к себе вторую порцию.
— Всё равно, — сказала Лукина, — ты герой!
Моя сестра тряхнула блестящей гривой, с вызовом посмотрел Генке в лицо, будто Тюляев оспаривал её утверждение.
Геннадий поспешно кивнул, прожевал сосиску и ответил:
— Василий молодец. Мой батя вчера тоже так сказал. И я с отцом согласен.
Иришка улыбнулась.
Генка и пившие лимонад за соседним столом десятиклассники заворожено полюбовались на её улыбку.
Я мысленно поаплодировал своей двоюродной сестре.
Лукина продолжила разговор на тему ареста полицаев. Генка не сказал ничего конкретного о том, что именно будет с Фомичом и с соседом Лидии Николаевны. Но об убийстве младшего брата Серафимы Николаевны он сообщил. Поэтому Иришка предположила, что Дмитрия Попова расстреляют.
Черепанов с ней не согласился.
Надя в завязавшемся споре заняла Лёшину сторону.
Тюляев поддержал мою двоюродную сестру.
Я слушал их доводы и контрдоводы, вспоминал выдержки из статьи, которую мне вчера перед сном озвучила Эмма. Пришёл к выводу, что трибунал принял правильное решение.
Под звуки завязавшегося спора я доел вторую порцию сосисок. Взглянул поверх плеча Тюляева — заметил замершую на пороге зала Свету Клубничкину. Увидел позади Светланы кудрявых братьев Ермолаевых.