Таких не берут в космонавты. Часть 2

Федин Андрей Анатольевич

Я подхватил с пола портфель.

Гена сказал:

— Проходи… Василий.

* * *

На кухне утробно рычал холодильник, на газовой плите пока ещё едва слышно шумела вода внутри эмалированного чайника. В воздухе парил похожий на клочья тумана табачный дым (у самого порога кухни он превращался в те самые щупальца, которые я видел в прихожей). Я заметил, что стол в кухне Тюляевых примерно того же размера, что и на кухне Лукиных. На его столешнице вместо вазы с печеньем стояла большая керамическая

пепельница (без окурков, но припорошенная внутри пеплом). Рядом с пепельницей я увидел пачку папирос «Беломорканал».

Юрий Михайлович сидел спиной к окну. Курил. Он взглянул на меня, чуть сощурил правый глаз. Указал мне папиросой на кухонный табурет. Поднёс папиросу к губам, затянулся дымом. Выдохнул струю дыма в сторону раковины.

— Рассказывай, Василий Пиняев, — сказал он.

Я уселся за стол напротив Юрия Михайловича, деловито поставил на бёдра около живота портфель. Генка прошёл мимо меня и замер рядом с окном. Он опёрся руками о подоконник — растопырил острые локти.

— Рассказываю, — произнёс я.

Щёлкнул пряжками портфеля. Положил на столешницу перед собой тетради (накрыл ими с десяток крупинок табака и пару чешуек пепла). Убрал портфель под стол и взглянул Генкиному отцу в лицо.

— Скоро у нас в школе будет концерт, посвящённый Дню советской армии и военно-морского флота, — сказал я. — Мне выдали поручение от школьного комитета комсомола подготовить пригласительные открытки для приглашённых на концерт наших шефов с тракторного завода. Это такие обычные открытки без марок. Вот образец.

Я вынул из тетради и положил рядом с пепельницей неподписанную открытку.

— Мне дали список приглашённых на праздник людей, составленный в отделе кадров тракторного завода. Я проявил инициативу и придумал, приуроченный к празднику конкурс. У нас в школе три учителя физкультуры. Я решил, что проведу опрос среди приглашённых на концерт женщин. Спрошу у них, кого из трёх физруков они считают самым симпатичным.

Стоявший у окна Генка хмыкнул.

Юрий Михайлович стряхнул с папиросы пепел.

Я пожал плечами и продолжил:

— Мне показалось, что такой шуточный конкурс всем понравится. Поэтому я попросил друга, чтобы он нарисовал портреты физруков. Я попросил об этом Алексея Черепанова, Гена его знает. Подписанные приглашения для мужчин я передал в отдел кадров завода. Приглашения для женщин вручал лично: ходил по указанным в списке адресам.

Тюляев-старший взял со стола открытку, осмотрел её с обеих сторон.

— Я приходил к женщинам домой, вручал им приглашения и показывал рисунки. Женщины говорили, кто из нарисованных физруков им больше понравился. На обратной стороне портрета я ставил плюс за каждый отданный за участника конкурса голос. Опросил четырнадцать женщин из двадцати двух. Позавчера я поехал к пятнадцатой, показал ей портреты.

Я взмахнул рукой — отогнал от своего лица дым.

Вынул из тетради лист (аккуратно

вырвал его вчера вечером), положил его на столешницу, сдвинул в сторону терпеливо слушавшего меня Юрия Михайловича.

— Работница тракторного завода Маркелова Серафима Николаевна узнала этого человека, — сказал я.

Юрий Михайлович опустил взгляд на портрет.

Генка на шаг отдалился от окна, вытянул шею и взглянул на рисунок.

— Это Фомич, — сообщил он. — Дмитрий Фомич, наш физрук.

— Да, — сказал я. — Это Дмитрий Фомич Попов. Маркелова вспомнила его фамилию и имя, они настоящие. Заявила, что Попов её бывший одноклассник. Раньше Дмитрий Фомич проживал в деревне Константиновка Губкинского района Белгородской области. Серафима Николаевна сообщила, что летом сорок первого года Попов собственноручно казнил её младшего брата Афанасия.

Только сейчас я заметил во взгляде Юрия Михайловича интерес.

— Василий, уточни, что ты подразумеваешь под словом «казнил», — попросил Тюляев-старший.

Он положил дымившуюся папиросу на край пепельницы, взял в руки Лёшин рисунок.

— Маркелова заявила, — сказал я, — что летом сорок первого года Дмитрий Попов вступил в отряд полицаев, организованный в Константиновке оккупантами. В сентябре сорок первого Попов участвовал в аресте комсомольского подполья Константиновки. Серафима Николаевна видела, как Дмитрий Попов собственноручно набросил верёвочную петлю на шею её пятнадцатилетнего брата.

— Фомич? — удивился Генка.

Он подошёл к столу — тень от его головы накрыла пепельницу.

Я кивнул.

Сказал:

— Да. Маркелова опознала в нашем физруке пособника немецко-фашистских захватчиков и убийцу своего брата. Она показала мне школьную фотографию. Там я увидел молодого мужчину очень похожего на Дмитрия Фомича Попова. Только на вид Фомичу с того фото примерно семнадцать лет. Маркелова мне рассказала о преступлениях, совершённых полицаями в Константиновке.

Я вынул из тетради ещё один лист, положил его на стол.

— Это фамилии и имена предателей родины, работавших на фашистов во время оккупации Константиновки. Я записал их со слов Серафимы Николаевны. У Маркеловой, как оказалось, превосходная память. Я даже составил описание внешности некоторых бывших полицаев. Обнаружил, что внешность одного из них, некоего Кирилла Сергеевича Белова по прозвищу Косой, мне знакома.

Я протянул Тюляеву-старшему портрет соседа нашей классной руководительницы.

— Этот человек проживает по соседству с Лидией Николаевной Некрасовой, учительницей немецкого языка из нашей школы. Его зовут Кирилл Сергеевич. Его фамилию я не знаю. Не удивлюсь, если он и сейчас называется Беловым. Кирилл Сергеевич устраивал пьяные дебоши по месту своего жительства. Мы как раз планировали пожаловаться на него участковому. Лёша подготовил его портрет для милиции.

Я указал на рисунок и сообщил: