Такое кино
Шрифт:
Такие революционные мысли одолевали Мордвинову, пока она шла из магазина домой. Закрыв за собой дверь квартиры и очутившись в знакомой обстановке, где ей было уютно и спокойно, Женя подумала уже примиренно: ну ничего, Аня вернется завтра, найдет работу. Да, может, Ада Васильевна все же раскошелится, ведь фильм еще не закончен, будут досъемки. Как-нибудь переживем этот месяц...
Она занялась привычными делами, и бунтарский дух окончательно оставил ее. Закончив с приготовлением нехитрого обеда, состоявшего из овощного салата, Женя быстро перекусила и взялась
– Свет, я хочу тебе отдать оставшуюся часть долга, - сказала она в трубку.
– О, очень кстати! Впрочем, разве деньги бывают некстати? Я заеду, Жень, сто лет не виделись.
Женя решила до ее появления сделать уборку: стереть пыль, помыть полы. Без Ани она ленилась, жаль было терять время, когда можно почитать, посмотреть фильмы. С этой работой ведь света дневного не видишь.
Светка примчалась в конце рабочего дня и внесла в дом запах морозца на своей песцовой шубке и кругленький, как она сама, смех. Ворвавшись на кухню, она воскликнула:
– Слушай, я такая голодная!
Мордвинова виновато посмотрела на нее:
– Ой, а у меня только салат овощной...
– Давай салат, - со вздохом согласилась подруга.
– Конечно, я бы сейчас свининки откушала изрядный кусочек: день сумасшедший, поесть было некогда. А ты худеешь, что ли, Жень?
– Да где там!
– возмутилась Мордвинова.
– Не до похудения тут.
Она прикусила язык, едва не проговорившись, что попросту нет денег на продукты. Светка тогда не взяла бы возвращенный долг, а тянуть дальше некуда. Подруга полезла в холодильник и, не обнаружив там ничего вкусного или мясного, удивленно воззрилась на хозяйку:
– Жень, где еда-то?
– Не ищи, нет. Я... в магазин не ходила, некогда было. Работаю как лошадь.
– Аньку отправь. Нельзя же так.
Женя махнула рукой:
– Анька завтра только возвращается из Италии. Да, вот такие мы пустодомки.
Светка без энтузиазма умяла салат и взялась за чай.
– Ну, хоть конфетку-то дай. Иль печеньку?
Вид у нее был такой жалобный, что Женя поцеловала беднягу в макушку. И тотчас вспомнила про заначку - небольшую шоколадку, которую Аня как-то припрятала на черный день.
– Ну вот, хоть что-то, - обрадовалась Светка.
Она уехала после десяти, и Женя легла спать пораньше, чтобы отоспаться, наконец, после трудовых будней. Неунывающая подруга, с ее энергией и легким взглядом на жизнь, окончательно излечила ее от тревоги и страхов.
Мордвинова уже десятый сон видела, когда вдруг подскочила на кровати от оглушительной трели домофона. Машинально поглядела на часы: половина третьего ночи. Первая мысль была об Ане, но с какого перепугу дочь будет звонить ночью в домофон? Тогда кто?
Женя немного выждала: вдруг ошиблись. Однако трезвон не прекращался, казалось, что он разбудит сейчас весь дом. Женя подкралась к домофону, осторожно сняла трубку.
– Да?
– Открывай, а то я сейчас околею на этом гребаном ветру!
– хрипло проорала трубка.
– Кто это?
– спросила Женя с недоумением.
– Женька, ты что,
Господи, да это же Туринский! Она нажала на кнопку домофона, щелкнула замком двери и забегала по комнате, хватая халат, расческу, все что под руку попадалось. Туринский ввалился весь заснеженный, с красными руками.
– С ума сойти!
– ахнула Женя.
– Ты откуда такой?
– Пешком шел от моста, потому что этот...
– Не ругайся!
– ...таксист-кавказец не повез меня сюда. Не по пути, говорит. А, по-моему, просто струсил. Я его припугнул, он машину остановил и говорит: "Топай на своих двоих".
Мордвинова поняла, что знаменитый режиссер пьян в стельку.
– Что ты несешь?
– пробормотала она, помогая Виктору Алексеевичу снять пуховую куртку.
– Где твои перчатки?
– Хрен их знает.
Вид у него был несчастнейший. Женя протащила помороженного режиссера на кухню, достала водку и взялась растирать его руки.
– Полегче, полегче!
– возмутился он.
– Я не дам тебе зря переводить ценный продукт.
Как-то исхитрившись, Туринский выхватил из рук Жени бутылку и пристроился пить прямо из горлышка.
– Да хватит тебе!
– Женя вырвала бутылку.
– Не бережешь себя совсем.
Она заварила чай прямо в кружке и подала ее Туринскому.
– О, вот это хорошо!
– обрадовался тот.
– Сейчас согреюсь. А у тебя тепло.
– Тут он рассмеялся.
– Помнишь, Женька, была как-то жутко холодная зима в Питере, мы мерзли отчаянно и грелись с тобой спиртом "Рояль"? Его тогда везде продавали...
Мордвиновой не понравились его воспоминания.
– Слушай, ты почему ночью болтаешься по городу? Почему дома не сидишь?
Туринский скроил пьяную гримасу:
– Дома! Это не дом, а карцер. Тебя бы туда...
Женя оторопела:
– Ты понимаешь, что говоришь, или совсем плохой? Витька!
Туринский тяжко вздохнул и снова потянулся к бутылке.
– Ну, уж нет!
– Женя унесла водку к себе в комнату и убрала в шкаф.
– Хватит уже, - вернувшись, сказала она.
– Послушай сам, что ты несешь. И я вообще не понимаю, что ты тут делаешь!
Однако Туринский не ответил. Он замер,положив голову на сложенные на столе руки.
– Ты что, спишь?
– возмутилась Мордвинова.
– Не, не сплю, я на тапочки смотрю, - пробормотал всемирно известный режиссер.
Женя тормошила его, звала, но безуспешно. Отогревшись, Виктор Алексеевич впал в крепкий сон. Мордвинова стояла над ним в растерянности и не знала, что дальше делать. Хорошо, Ани дома нет, однако утром она вернется, а тут, на кухне, такое...
Женя разобрала в своей комнате гостевое кресло и вернулась за режиссером. Она попыталась приподнять спящего, чтобы переправить его на кресло. Туринский что-то бормотал и отбрыкивался. С большим трудом Мордвиновой удалось стянуть его с табурета и удержать от падения на пол. Закинув его руку себе на плечо, она поволокла тело в комнату. Туринский недовольно мычал: