Такси на комоде
Шрифт:
Автобус выплюнул очередную порцию несчастных пассажиров. По мере приближения к конечной остановке людей в транспорте становилось всё меньше и меньше. Лида, как белый человек, почти с шиком свободно сошла со ступенек экаруса и засеменила в сторону дома. Дом окружал деревянный такой же покосившийся тёмно-серый сгнивший забор, который номинально выполнял свою функцию и условно отделял тротуар от дворовой территории. Лида, вся погружённая в свои мысли, торопливо стучала каблучками в сторону дома, как её внимание привлекли чьи-то шаги. Лида обернулась. Перед ней стоял японец. В распахнутом длинном чёрном пальто с непокрытой головой как всегда невозмутимый и поразительно спокойный японец вежливо поклонился Лиде и поздоровался вначале на своём родном языке, а затем уже на русском:
– Доброго вечера, Лидия-сан, очень красивый, запоминающийся вечер сегодня, Вы не находите?
Лида
– Мне очень приятно видеть Вас, но что заставило Вас оказаться на краю города да ещё в такой поздний час?
– Лида устала играть, забросив свои ужимки и прыжки, она превратилась в самую обычную простую деревенскую девушку, которая мёрзла под хлопьями первого снега в вечерних сумерках задымлённого, с низким серебристо-серым свинцовым небом убогого Черяпинска.
– Я изучаю город, - мягко улыбнулся японец, - я хочу посмотреть на жизнь людей этого города не из окон элитного ресторана, а так, как это выглядит на самом деле.
Японец говорил настолько просто и искренне, так удивительно легко и непринуждённо располагал к себе, что Лида, будучи отлично подготовленным сотрудником КГБ, чувствовала себя полностью во власти обаяния этого странного человека с одурманивающе красивыми восточными глазами. "Он ведь пришёл не за этим. Он к тебе пришёл, к тебе", - в висках у Лиды гулко постукивало, кровь прилила и к без того румяным щекам девушки. Смелая, сильная, беззастенчивая и кокетливая в обычной ситуации, Лида впервые в жизни растерялась, словно кто-то поймал её нагишом. Абсолютно не готовая ни к разговору, ни к встрече наедине вне заведения, Лида смотрела на японца потрясающей красоты глазами ребёнка, пойманного за руку во дворе собственного дома. Японец застыл. Эта новая, невиданная им доселе Лида с огромными глазами-озёрами без напускного лоска и сознания своей значимости, без кокетства и игры на публику, потрясла его своей девичьей красотой. Под мягкими хлопьями первого мокрого снега японец утонул во взгляде этих голубых глаз, в которых отражалось голодное нищее детство в залатанных валенках, одних на двоих с матерью, бегство в город за лучшей жизнью, упорный труд в освоении языков и сомнительная работа под чутким руководством Шеремета. Огромные, обрамлённые чёрными густыми ресницами девичьи глаза рассказали японцу и о скрипучей раскладушке, и о потрескавшемся стекле на обветшалой оконной форточке, висящей на одной петле в сгнивших деревянных рамах, и о перелицованном тёткином пальто, и о материных солёных огурчиках, что как деликатес мать высылала дочери из Нелазского. В глазах японца Лиде виделся космос, и она застряла в этой бесконечной вселенной, как рыба, безнадёжно, намертво попавшая в сети.
– Хотите взглянуть на моё жильё?
– Лида протянула японцу руку, ощутив долгожданное тепло в своей девичьей хрупкой маленькой ладони.
Японец, выше Лиды на две головы, крупными шагами в лаковых кожаных туфлях шагал по вязкой грязи, глиняно-снежному месиву, ведущему к деревянному сараю, который гордо назывался жилым многоквартирным домом. Дверь скрипнула, тяжело и пронзительно. Ещё до революции срубленный дом, он видел многое и многих, но лаковые туфли японца по нему ступали впервые. Лестница, узкая и извилистая, вела прямо к двери Лидиной комнаты.
– Гляди-ка, кого нового сегодня привела! Нехристя какого! Совсем ведь не русский! Эка стерва, всё таскает и таскает мужиков в дом, - старая бабка-соседка зло выругалась и брезгливо сплюнула на пол.
Лидино сердце обидчиво сжалось. Кавалеров и поклонников у Лиды и впрямь было хоть отбавляй, но сюда, в свою лачугу, она никого старалась не приглашать. Никого - в смысле никого из иностранцев. Для всех прочих коренных обитателей Черяпинска этот покосившийся прогнивший деревянный дом со скрипучей лестницей был пределом мечтаний, особенно если намечалась семья и ребёнок. Здесь если кто у Лиды и бывал, то так, от скуки, а бабуля же развила из этого драму в двух действиях. Ядовитое замечание бабки японца почти не затронуло. Он вежливо поздоровался с пожилой женщиной и прошёл в комнату вслед за Лидой.
Форточка приветливо скрипнула. Она первая поздоровалась с гостем, смутив и озадачив Лиду вконец. Японец деликатно, очень вежливо предложил Лиде снять пальто, повесил его на импровизированные плечики из выстроганной палки и разделся сам. Нищая, убогая атмосфера Лидиной
– Я ...здесь живу, - запинаясь, промолвила Лида, пряча глаза, - мне от ресторана дали комнату, отдельную комнату вот в этом доме. А раньше я жила на квартире у тётки.
Японец взглядом притянул девушку к себе. Его космические глаза уже ласкали взглядом тоненькую фигурку-рюмочку, но он сдержал порыв и попросил разрешения присесть. Собственно, из мебели помимо собранной раскладушки у Лиды были две хромые крашеные табуретки. Эти два произведения плотницкого искусства Лиде сколотил дворник Василич за бутылку водки. В изысканном шерстяном костюме элегантный японец присел на один табурет и не смог сдержать улыбки, обнажившей удивительно белые блестящие восхитительной красоты зубы. Лида сглотнула - девушка в очередной раз застряла взглядом на этой улыбке. "Так и до раскладушки не далеко", - Лида нервно перебирала спотевшими пальцами. Часто флиртуя с мужчинами, она играла с ними в кошки-мышки. И вот теперь роль мышки, очевидно, доставалась ей самой, и было страшно тонуть в обаянии чужого очень красивого человека, на которого она охотилась столь долгое время, и, как ей самой казалось, абсолютно безуспешно.
– Меня зовут Накамото, Накамото Такаси, - как-то сразу, без обиняков доверительно сообщил японец в присущей для Японии манере сначала называть род и только потом имя, - я - переводчик. Руководство вашего химического предприятия заключило контракт с моей фирмой по строительству цеха, монтажу и наладке оборудования на первом аммиаке.
– Так вот почему вы - единственный, кто говорит по-русски среди всех прибыших в город японцев!
– в голове Лиды пазлы стали складываться в более чёткую определённую картинку.
– Да, Лидия-сан, это так, все мои коллеги знают неплохо английский, а русский - только я один. Я долгое время работал в русском посольстве, ваш язык стал для меня практически родным, - Такаси пожирал Лиду глазами. Для него не существовало ничего вокруг, кроме этой хрупкой голубоглазой девочки.
Лида впервые ощущала острую радость от общения с мужчиной. Появилось странное чувство опьянения, какой-то лёгкости, невесомости. Сквозняк скрипучей форточки, колченогая табуретка и привезённый из интерната стол, который был и обеденным, и письменным одновременно, растворились в тишине этого вечера и ощущались обоими как необыкновенные покои загородного дворца. Такаси даже не замечал убогости атмосферы, а Лида вообще не видела ничего, кроме чёрных глаз красивого японца, в которых гулким эхом отражалась целая вселенная.
– Позвольте, Такаси, я угощу Вас ужином. Он очень скромный. Несомненно, он далёк от меню нашего заведения, но зато позволяет окунуться в подлинную атмосферу жизни нашего городка.
Тут Лида вытащила из форточки висящую на крюке с внешней стороны окна сетку, в которой застряли кусок сала, три варёных яйца и четвертинка чёрного хлеба. Холодильников в то время не было. Точнее, не в Черяпинске и не у таких простых смертных, как Лида. Все запасы люди хранили кто в погребе в деревянных домах, кто за окном в сетке, кто между рамами в морозы - каждый выкручивался, как мог. Такаси не смог сдержать улыбку при виде сетки, заменяющей холодильник. Вид странных продуктов из сомнительной сетки несколько озадачил японца, но отказать хорошенькой женщине он не смог. Лида, работая официанткой и имея неограниченный доступ ко всем деликатесам "Медведя", тем не менее, ни разу ничего в дом не принесла - ничего из съестного. Причиной этого служили не высокие морально-нравственные этические принципы - отнюдь, Лида, выросшая впроголодь в деревне, с лёгкостью перешагнула бы эту "мораль". Лида боялась, что её заложат. Все сотрудники "Медведя" дорожили своим местом и панически боялись доноса. Потерять место в "Медведе" из-за котлеты по-киевски или куска копчёного палтуса было бы не простительной глупостью.
Лида подвела Такаси к висящему у входной двери умывальнику с дёргающимся металлическим язычком, из которого грязная вода шумно сливалась в оцинкованный таз. Врождённая брезгливость, трепетное отношение к гигиене было у японцев в крови. Эта нация даже не умела целоваться, искренне считая, что это не гигиенично. А уж сесть за стол с невымытыми руками - это даже не рассматривалось в принципе. Такаси смотрел на умывальник как на раритет, своеобразную экзотику. Ему было интересно. Технический прогресс не обременил и не изуродовал жизнь в деревянном двухэтажном домишке и не грозил Лиде переоценкой ценностей. Не смог Такаси также оценить ни сала, ни сваренных вкрутую яиц - русские всё-таки варвары, даже если они так восхитительно хороши, как эта маленькая Лида-сан.