Таксист. Маша
Шрифт:
Артем не скрывал своего удивления. Он только попытался улыбнуться и шепотом сказал:
– Вау…
И, совершенно неожиданно, услышал:
– Тема… – Маша говорила тихо и немного сбивчиво: – У меня к тебе большая просьба, только пойми меня, пожалуйста, правильно.
– Все что хочешь…
Маша благодарно кивнула.
– Я побуду немного одна, у меня был очень тяжелый день. Хорошо?
– Хорошо, нет проблем. Но может ты… – Артем хотел продолжить словами «расскажешь, что случилось?», но Маша перебила его, помотав головой.
– Нет, просто чуть-чуть побуду одна, хорошо?
– Конечно…
Маша
Он вернулся в прихожую и бесшумно положил обратно на полку ключи от машины и документы. И решил, что пока до конца не выяснится, что именно произошло, он никуда не поедет.
Стараясь не издавать ни звука, он на цыпочках тихо прошел мимо двери в спальню в кабинет к компьютеру. Он было шевельнул мышкой, чтобы скоротать какое-то неопределенное время за пасьянсом, но в этот же момент понял, что ни о каком пасьянсе он думать не может. «Господи. Что же произошло? И этот внешний вид… Неужели она на самом деле обычно такая?»
В тишине пустой квартиры его сердце стучало от волнения за Машу так, что казалось, от этого стука резонируют стены. Артем прислушался… И, вскочив, в три прыжка оказался под дверью спальни. Слух не обманул его: Маша плакала.
Он постоял около минуты под дверью, решая, как быть. «Она просила не беспокоить ее, дать ей побыть одной. Если бы она просто хотела побыть в тишине, но… Она плачет. Что-то случилось. Даже если это ее личное, я должен знать! Или не должен? Даже если не должен – я не могу оставить ее одну». На фоне этих мыслей, Артем уверенно открыл дверь. Маша лежала на кровати к нему спиной. Он медленно подошел к кровати и лег рядом.
– Прости, – сказал он, слегка прикоснувшись к Маше рукой. – Прости, Машенька, я… Ты просила побыть одна, но если бы просто так, а я… Я вижу, что что-то не так. Ты очень много для меня значишь, и я не могу оставить тебя одну, когда ты плачешь. Прости…
Артем замолчал. Внезапно Маша повернулась к нему и уткнулась носом в его грудь, продолжая громко всхлипывать.
– Солнышко, – как можно мягче попытался сказать Артем. Что случилось? Расскажи мне. – Маша молчала. – Хочешь, я принесу тебе воды?
Маша, не отрывая голову от его груди, с благодарностью кивнула.
Артем встал, и почувствовал, что в этот момент Маша словно испугалась того, что он уйдет.
Он пошел на кухню, налил из кулера полный стакан и тут же выпил его залпом сам. Затем он наполнил его заново и вернулся в комнату.
Маша сидела на кровати, поджав под себя ноги, глядя в хмурившееся за окном небо. Он протянул ей стакан. Она обернулась, посмотрела на Артема заплаканными глазами, шепотом сказала “спасибо”, взяла стакан и сделала несколько глотков. Затем она поставила стакан на прикроватную тумбочку и сказала:
– Послушай… Я… Я боялась этого разговора. Очень боялась! Прости меня, пожалуйста, что я не сказала тебе все сразу. Просто все так быстро стало развиваться… Мне сейчас кажется, что ты всегда все знал про меня! Мне так показалось, когда ты в первый раз пригласил меня погулять на Арбат. Как будто ты знаешь обо мне все, поэтому ни о чем не спрашиваешь.
Маша замолчала и, мельком взглянув на
– Но это ведь только казалось… Ведь на самом деле ты ничего про меня не знаешь и… Это… – Маша повернулась к Артему, посмотрела на него глазами, в которых были страх и отчаяние. – А это так страшно!
В спальне повисла тишина, от которой звенело в ушах.
– Это страшно… – Шепотом повторила Маша.
И опустила глаза.
Кровь прилила к голове Артема. В доли секунды его мозг зачем-то придумал сразу несколько самых страшных сценариев: в одном из них Маша была неизлечимо больна, во втором – работала девушкой легкого поведения. В третьем… Третьего варианта, как такового, он придумать не успел, но просто решил, что он был бы еще ужаснее. И в те же доли секунды он дал себе ответ на главный вопрос этого момента: что будет, если?..
Ответ был коротким и однозначным: что бы там ни было на самом деле, он всему найдет оправдание!
Артем впервые в жизни, неожиданно для самого себя, приготовился защищать Машу. Любую правду, которую он мог бы услышать в ближайшие минуты, он был готов оправдать всем чем угодно. Всем! Ведь главное – что бы там ни было, он безумно захотел защитить и, если надо, спасти Машу.
– Расскажи мне, – сказал он, всем своим видом давая понять, что никакая правда не разлучит их, не заставит его встать и уйти. Теперь он однозначно решил, что так оно и будет.
Маша сделала еще несколько глотков, поставила стакан на тумбочку и начала свой длинный монолог…
– Мама умерла, когда мне было шесть лет.
Мой отец тогда только начинал строить карьеру. Он не сдался, не запил, как бывает со многими. Он очень любил маму, но нашел в себе силы жить дальше. И я его за это очень уважаю. Его дела пошли в гору и уже в школе мне было очень сложно учиться, поэтому в последних классах, когда папу часто начали показывать по телевизору, меня перевели в школу при «Газпроме», в которой все дети были «чьи-нибудь». Но и там было тяжело. Когда я закончила школу, я попросила папу об одном: чтобы он помог мне сменить фамилию. Мне еще не было восемнадцати и сделать это самостоятельно я не могла. И папа отнесся к этому с пониманием. Я взяла девичью фамилию мамы. И так я вместо Соболевой стала Зайцевой Марией Сергеевной.
“Папа по телевизору”, “вместо Соболевой”, “школа при “Газпроме”… – Глаза Артема расширились. Он понял.
Понял, чья она дочь.
Но самым неожиданным для него самого стало не то, что он узнал, кто она. А то, что при всем при этом он сам на самом деле был абсолютно спокоен.
– Стало немного проще, – продолжала Маша. – Я попросила, чтобы мне никто и ни в чем, ни исподтишка, ни в открытую, не помогал. Я сама подготовилась к вступительным и поступила в Губкинский. Сама все сдавала по-честному. Папа, правда, сказал мне на четвертом курсе «Не иди на красный диплом, он в нашем деле ничего не решает, а сгореть можешь запросто, пока на него идти будешь». Я послушалась, но институт закончила в двух шагах от него. Вперед пропустила как раз тех, кто его купил. Недавно слышала про одного из однокурсников, как раз с красным дипломом, сынулю известного папы. Да все слышали – пьяный на «Феррари» разбился на Кутузовском, помнишь?