Таксист. Маша
Шрифт:
Артем улыбнулся и покачал головой. Соболев с любопытством посмотрел на Артема.
– Я не знаю, что могло… Достаться. Простите, все же, стоит признаться, что я немного волнуюсь. – Соболев, прищурившись, улыбнулся и добродушно кивнул. мол, “не парься, все свои!”. – Но… Понимаете, Сергей Петрович, Маша – она не такая как все! Мои родители прожили вместе всю жизнь, у них скоро золотая свадьба. Мать бросила престижный ВУЗ для того, чтобы воспитать меня. Когда я был ребенком, я помню всего одну трагедию, которая повторялась по вечерам: “Темка, сбегай быстро за хлебом, сейчас отец с работы придет, а хлеба к супу нет!” А в наше время можно заказать все что угодно. Маша, как я понимаю, хорошо зарабатывает, она, наверное, может каждый день в рестораны ходить. Но ей не это нужно. Вы знаете, что она тут умудрилась приготовить ужин?
Соболев посмотрел на Артема широко
– Да, Сергей Петрович! Я дал ей ключи. Уж простите, если поторопил события, просто хотел, чтобы они у нее были. Сам был на работе. Маша спросила, не будет ли чего страшного, если она приедет пока без меня. Я, признаться, был на седьмом небе от счастья. Просто понимаете, вот это ощущение, что человек, которого ты… – Артем хотел сказать слово “любишь”, но почему-то решил, что это может быть чересчур. – …который тебе дороже всех на свете, что он… то есть она придет в твою квартиру, сама, будет там как дома, это так… Невероятно! Так вот, что-то я все на эмоциях, простите…
– Никогда не проси прощения за то, что у тебя внутри, – одобрительно улыбаясь, покачал головой Соболев.
– Да, хорошо, – смутился Артем и продолжил. – Так вот когда я приехал, по квартире разносился запах такой божественный, я чуть дар речи не потерял. Маша приготовила мясо по-провански, салат греческий, это все было такое вкусное! А Маша… Простите, Сергей Петрович, как школьница, что ли, все переживала, что может быть невкусно. – Соболев слушал Артема с открытым ртом. – А потом она призналась, что, если не считать яичницу, готовила она первый раз в жизни. И знаете почему? – Соболев вопросительно посмотрел на Артема, всем своим видом давая понять, что однозначно правильного ответа у него нет. – Потому что ей захотелось приготовить для меня! И пока я ел, она так смотрела… Я читал где-то, что, если женщина смотрит, как мужчина ест, это очень многое значит. А у меня даже…
Артем запнулся, наступила неловкая пауза.
Соболев, сидевший в некоем оцепенении, внезапно очнулся и, слегка закивав головой, задумчиво вставил “пропущенную фразу”:
– А на тебя так даже бывшая жена не смотрела.
Артем снова покраснел как рак. Про жену Соболеву явно рассказала не Маша. “Ну ладно уж, он все правильно делает – единственная дочь как-никак”, – успокоил себя Артем.
– Да… А самое главное, Сергей Петрович, – тихо продолжил Артем, – я, признаться, сам себя не узнаю. И это не какие-то там выдумки. Просто я неожиданно перестал оперировать местоимением “я”. Для меня это было достаточно большим… удивлением, что ли. Просто я всегда мечтал о том, что “я” поеду, “я” построю, “я” куплю… Так к этому привык, что сам не знаю. как это все перевернулось за один миг. Я теперь без слова “мы” себе ничего не представляю, – сказал Артем и словно провинившийся школьник опустил глаза. Его исповедь была окончена.
– Нет, все ей от матери досталось. Все. – Задумчиво скала Соболев, потирая лоб. – Ты даже не представляешь, как все это удивительно и очень приятно слышать. Надо же! Ты видел мою дочь такой, какой ее не видел даже я! Счастливчик! – Усмехнулся Соболев.
– Знаешь, Маша действительно стала другой после того, как ее матери не стало. Сама решила делать карьеру, фамилию сменила, работала ночами. Я в ее личную жизнь никогда не лез – не мое это дело. Но видел, конечно, как за ней пытались ухлестывать. Тут ты прав: найти приличного парня с восьмизначным счетом – дело нехитрое. Может даже и любил бы он ее по-настоящему. Но я-то знаю, что она не такая. Только вот какая – не знал. А ты мне сейчас все рассказал. Ну точь-в-точь как мать! И знаешь, что я тебе скажу? – Соболев наклонился поближе к Артему и положил руки на стол. – Теперь мне совершенно понятно, что для Маши – истинное счастье.
Наступила звенящая пауза. Артем вопросительно смотрел на Соболева.
– Ты. – Многозначительно подняв на Артема глаза, сказал Соболев.
Артем смущенно пожал плечами, словно хотел сказать, что это и так, вроде бы, ясно.
Соболев усмехнулся, давая понять, что суть этого вопроса куда глубже, чем могло показаться Артему.
– Нет, ты меня не так понял, наверное, – все в том же добродушном тоне продолжил он. – Дело не только в том, что она тебя полюбила, как и ты ее. Я слушаю все то, что ты рассказываешь и понимаю, что ты рассказываешь, как будто о Наташе. Она была точь-в-точь такая же. Только знаешь, она не просто меня любила. Это у них порода такая, Артем. Любовь у Наташи выражалась не столько в ласках, заботе
В кабинете наступила полная тишина. В отличие от кухни Артема, на которой похожую тишину нарушали тикающие на стене часы, здесь ее ничего не нарушало. Артем оглянулся в поиске часов. Часы были: большие, красивые, блестящие, белые, с секундной стрелкой. Но двигалась она очень плавно и бесшумно.
– А почему вы себя вините? – Тихо спросил Артем.
– Да потому что, Артем, нельзя вешать на жену дом. Ну, в смысле, только дом. Да, понятно, мне нужно было вперед двигаться, без этого ничего вот этого не было бы. – Соболев показал руками на кабинет. – Время было такое, работа с утра до ночи, бросать ничего нельзя. Хотя, оно всегда так, если дело свое строишь. Каждый тебя норовит нагреть, все это нужно жестко контролировать. – Артем горестно скривил рот и кивнул, вспомнив автосервис, где ремонтировался его “Мерседес”. – Загнался я тогда. А Наташа, получалось, как птица в клетке. Врач мне потом один, после похорон уже, сказал: “Хоть бы ты ее, Петрович, с собой что ли таскал, всяко лучше было бы”. А куда ее таскать было? На драки за месторождения в минпром, где мы глотку друг другу грызли? Ох, в общем, даже вспоминать не хочется. Ладно. Что было, то было.
– Поэтому, Артем, не повторяй моих ошибок. – Соболев встал из-за стола и начал медленно ходить по кабинету. – Я для этого тебе все дам. Только ты дослушай сначала, хорошо? – Добавил он, заметив, как Артем еле заметно подал первые признаки протеста.
– Был бы ты неизвестно кем – другой может был бы разговор. Но ты пробивной. Сам журфак закончил, сам карьеру сделал, пока бизнес твоего босса не потопили, сам свой бизнес попробовал организовать. Подумал, наверное, что если с Машей жить, то расширяться нужно, иначе двоих не прокормишь. Молодец!
Артем не на шутку встревожился: кажется. ни о чем таком в присутствии Соболева он не рассуждал, хотя Соболев был абсолютно прав.
– Ты правильно рассуждаешь! – Продолжил Соболев. – И то, что ты рассуждаешь именно так, говорит о том, что ты не пустозвон, каких сейчас пруд пруди. Поэтому я очень хочу, чтобы вы с Машей пожили в свое удовольствие. Ты уже доказал, что ты все можешь сам. Больше доказывать не нужно. Да и время, поверь мне, не то, чтобы что-то доказывать.
– Но… – попытался возразить Артем.
– Не надо “но”, – властно и в то же время с ноткой обиды сказал Соболев. – Я, дружище, уже повяз в этом дерьме по самое “не балуйся”. Купить могу все, что хочу, только не надо оно мне уже ничего. Когда начинаешь зарабатывать деньги, становишься рабом системы. И на то, чтобы делать что-то для души, тебя уже просто, черт подери, не хватает! Вот ты! Ты – романтик! Ты – мечтатель! Мне Маша про Шуховскую башню рассказала – ты молодчина! И ты именно такой, не меркантильный, не корыстный, честный! А знаешь, что можно сотворить, если не становиться рабом этой системы, а получить возможность делать все, что только захочешь, когда у тебя есть деньги и связи? Ого-го! И жить при этом в свое удовольствие, а не грызть глотки за каждый чертов рубль! Когда есть кому присмотреть и за тем, чтобы у тебя не воровали, и проект согласовать, и с планом помочь… Так что, Артем, не отнекивайся. Я очень хорошо знаю, что говорю. И если уж ты стал теперь для меня членом семьи, то прошу: поверь мне. И сделай так как я прошу.