Талисман
Шрифт:
«Эйзеридж» отступил назад и скорчился, словно кто-то с размаху ударил его плеткой по лицу.
Но затем выражение боли и удивления исчезло, и «Эйзеридж» ухмыльнулся.
— Она мертва, Сойер! — крикнул он, но глаза Джека стали зорче за то время, которое он провел в дороге: Джек увидел, что «Эйзеридж» обеспокоен. — Королева Лаура умерла, и твоя мать тоже умерла… там, в Нью-Хэмпшире… умерла и воняет!
— ВОН! — воскликнул Джек, и ему показалось, что «Эйзеридж» снова отступил назад под напором его ярости.
Ричард, бледный и окончательно сбитый с толку, тоже подошел к окну.
— О чем ты с ним говоришь? — спросил он и вгляделся в ухмыляющееся внизу чудовище. — И откуда «Эйзеридж» знает, что твоя мама в Нью-Хэмпшире?
— Слоут! —
Виноватое выражение мелькнуло на лице Ричарда. Рука дернулась к расстегнутому воротнику рубашки.
— Я прощу тебя на этот раз, если ты выдашь нам своего пассажира, Слоут! Если ты выдашь его нам, все станет таким, как раньше! Ты ведь хочешь этого, не правда ли?
Ричард смотрел вниз, на поддельного Эйзериджа, и кивал — Джек был уверен в этом — совершенно бессознательно. Его лицо превратилось в сплошной сгусток жалости и отчаяния, глаза блестели от слез. Да, он хотел, чтобы все стало таким, как раньше.
— Ты любишь свою Школу, Слоут? — кричал «Эйзеридж» в разбитое окно комнаты Альберта.
— Да, — пробормотал Ричард и громко всхлипнул. — Да, конечно, я люблю ее.
— Ты знаешь, что мы делаем с маленькими негодяями, которые не любят свою Школу? Отдай его нам! И забудь, что он когда-либо появлялся здесь!
Ричард медленно обернулся и посмотрел на Джека страшными, совершенно пустыми глазами.
— Решай, Ричи, — спокойно сказал Джек.
— Он распространяет наркотики, Ричард! — не унимался «Эйзеридж». — Четыре или пять различных сортов! Кокаин, хэш, «белый»! Он продавал их, чтобы заработать деньги на свое путешествие на запад! Как ты думаешь, где он взял эту красивую куртку, в которой сюда пришел?
— Наркотики, — сказал Ричард дрожащим голосом, в котором, однако, чувствовалось облегчение, — я знал это.
— Но ведь ты не веришь в это, — сказал Джек, — наркотики не могут изменить твою Школу до неузнаваемости, Ричард. И собаки…
— Отдай его нам, Сло… — Голос «Эйзериджа» начал таять.
Когда мальчики посмотрели вниз, его там уже не было.
— Где был твой отец, как ты думаешь? — тихо спросил Джек. — Куда он делся, когда исчез из туалета, а, Ричард?
Ричард медленно поднял на него глаза, и вдруг все его лицо, обычно такое спокойное и задумчивое, перекосилось от страха. Подбородок мелко задрожал. Неожиданно Ричард упал на руки Джека и в слепом ужасе вцепился в него.
— Оно п-п-прикоснулось ко м-м-мне! — панически закричал он. Все его тело тряслось под руками Джека, словно он сидел на электрическом стуле. — Оно прикоснулось ко мне, оно п-п-прикоснулось ко м-м-мне! Что-то здесь при-прикоснулось ко м-мне. Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО… ЧТО ЭТО Б-БЫЛО!
Прижавшись горячим лбом к плечу Джека, Ричард начал свой рассказ о том, что хранил в себе все эти годы. Слова слетали с его языка, словно деформированные пули. Слушая, Джек поймал себя на том, что вспоминает, как его собственный отец зашел в гараж… и вернулся два часа спустя совершенно с другой стороны. Для Джека это не прошло бесследно, но то, что случилось с Ричардом, было намного хуже. Это и объясняло его безоговорочную приверженность Реальности — только Реальности и ничему, кроме Реальности. Это объясняло и его реакцию на любое проявление фантазии, и в особенности на научную фантастику… По собственному школьному опыту Джек знал, как проглатывают научную фантастику… даже сухую пищу, вроде Хайнлайна, Азимова, Артура Кларка, Ларри Нивена. Но Ричард был не таков. Его отвращение к фантастике заходило так далеко, что он не прикасался ни к одному роману, даже если это было положено по школьной программе. Ребенком Ричард позволял Джеку подбирать ему книги для «свободного чтения» и пережевывал их, если они были ему по вкусу. Для Джека стоило огромных трудов подыскать книгу — хотя бы одну книгу! — которая бы восхитила Ричарда, захватила его, как хорошие книги захватывали
Когда Джек прочел «Повелителя мух» Уильяма Голдинга, он очень долго чувствовал, что его бросает то в жар, то в холод, чувствовал, как дрожит все у него внутри. Он был одновременно восхищен и испуган, и всей душой, всем сердцем желал того, чего всегда желал, когда книга оказывалась по-настоящему хорошей, — чтобы она никогда не кончалась, чтобы продолжалась и продолжалась, как жизнь. Он знал, что скоро подходит очередь Ричарда делать выступление по «свободному чтению», и он дал ему эту потрепанную, зачитанную книгу, уверенный, что должен это сделать: это сломает каменную стену, Ричард просто не может не отреагировать на этот рассказ о бездомных одичавших детях. Но Ричард пролистал «Повелителя мух» так же, как раньше пролистывал все остальные романы, и написал очередной отчет о результатах патологоанатомического обследования жертвы дорожно-транспортного происшествия.
Что с тобой? — взорвался тогда доведенный до отчаяния Джек. Скажи мне, ради Бога, что ты имеешь против этой книги, Ричард?
Ричард удивленно посмотрел на него, явно не понимая причины его злости, и ответил:
Но ведь этого же не было на самом деле, разве не так?
Джек ушел в этот день подавленный тем, что Ричард не способен принять какой бы то ни было вымысел. Но он кое-что понял и, возможно, даже лучше понял, чем хотел. Для Ричарда открывать каждую фантастическую книгу было равносильно тому, что открыть дверь туалета. Возможно, каждая красиво иллюстрированная обложка, изображающая никогда не происходившие события так, словно они совершенно реальны, напоминала Ричарду то утро, когда необъяснимого ему хватило Раз и Навсегда.
Ричард видит, как его отец заходит в туалет, расположенный около его спальни, и закрывает за собой дверь. Ричарду пять… или шесть… по крайней мере семи ему еще нет. Он ждет пять минут, потом десять, и, когда отец все еще не выходит из туалета, ему становится немного страшно. Он начинает звать. Он зовет…
(своего курящего… он зовет своего пьющего… он зовет своего)
…отца, и когда отец не отвечает, он начинает звать громче и громче и подходит ближе к туалету. В конце концов, когда прошло уже пятнадцать минут, а отец так и не вышел, Ричард потянул на себя дверь и вошел… в темноту.
И кое-что произошло.
В спертом воздухе туалета появился другой запах — горячий странный запах. Ричард снова принялся выкрикивать имя отца: ему в голову пришла сумасшедшая идея, что, должно быть, здесь был пожар и его отец сгорел в нем, потому что здесь пахло пожаром… И вдруг он обнаружил, что пол исчез из-под его ног и он стоит в черной грязи. Странные крупные насекомые с круглыми глазами на длинных щупальцах-стебельках сновали вокруг его тапочек. «Папа!» — закричал он. Стены исчезли, пол исчез, но под ногами не было чистого снега, а только эта зловонная грязь, которая была родным домом этих мерзких черных насекомых. На крик Ричарда ответили другие крики и дикий, безумный смех. Темный ревущий ветер доносил до него клубы дыма… Ричард кинулся назад, в ту сторону, откуда пришел, выставив вперед руки, как слепой. Он снова вдохнул душный, спертый воздух…