Талисман
Шрифт:
И чья-то рука схватила его за пояс.
«Папа?» — спросил он, но, опустив глаза, увидел, что его держит не человеческая рука, а нечто зеленое и чешуйчатое, покрытое редкими жесткими волосками. Это зеленое «нечто» тянулось в сторону огромного, сокрытого в темноте тела; пара желтых горящих глаз смотрела на него с выражением животного голода.
Ричард закричал, вырвался и бросился в темноту… И как только его руки снова нащупали висевшую на стене спортивную куртку отца,
Целых три часа он стоял, дрожа, серый, как зола в остывшей печи, у этого проклятого туалета, боясь войти, боясь зеленой руки и желтых глаз, все более и более склоняясь к мысли, что отец мертв. И когда к концу четвертого часа отец появился… из двери между спальней и гостиной — из двери за спиной Ричарда, — в этот миг Ричард возненавидел фантастику. Он отказался подпускать ее к себе, верить ей, принимать существование описываемых в ней вещей. Все очень просто — ему хватило ее Раз и Навсегда.
Он побежал навстречу отцу, к любимому Моргану Слоуту, и так крепко обнял его, что после этого у него целую неделю болели руки. Морган, смеясь, приподнял его, спросил, почему он такой бледный. Ричард улыбнулся и сказал, что, должно быть, съел что-то не то на завтрак, но сейчас он уже чувствует себя лучше. Он поцеловал отца в щеку и почувствовал любимый сладкий запах одеколона и леденцов. В тот же день он собрал все свои приключенческие книжки — «Золотые книжечки», «Самые любимые сказки», «Читаю сам», «Книги доктора Сосса», «Волшебные истории для самых маленьких», — сложил их в коробку, а коробку отнес в подвал. Сделав все это, он подумал: «Я не буду жалеть, если сейчас случится землетрясение и все эти книги провалятся в трещину в полу. Я только буду рад. Правда, буду рад и буду смеяться несколько дней подряд».
Этого не произошло, но Ричард все равно чувствовал огромное облегчение оттого, что ненавистные книги оказались в двойной темноте — темноте коробки и темноте подвала. Он больше никогда не вспоминал ни о них, ни о зеленой чешуйчатой руке, хотя иногда ему чудилось, что под кроватью или в шкафу прячется некто с голодными желтыми глазами, но теперь начались все эти странные события в Школе Тэйера, и он плачет горючими, непривычными для него слезами на плече своего друга Джека Сойера.
…Раз и Навсегда…
Джек надеялся, что, рассказав свою историю и вдоволь наплакавшись, Ричард вновь обретет способность рассуждать здраво. Джек уже не думал о том, что Ричард захочет присоединиться к нему в пути на запад, но если он заставит себя поверить в настоящую причину происходящего вокруг сумасшествия, то по крайней мере направит всю силу своего ума на то, чтобы помочь Джеку уйти… Уйти из Школы Тэйера и из жизни Ричарда, пока тот окончательно не свихнулся.
Но когда Джек попытался рассказать другу, как его собственный отец, Фил, зашел в гараж и не вышел оттуда, Ричард
На следующее утро Джек спустился вниз. Он забрал все свои вещи и те вещи, которые, по его мнению, могли пригодиться Ричарду: зубную щетку, учебники, тетради и чистую одежду. Он решил, что этот день они тоже проведут в комнате Альберта Колобка. И будут наблюдать за двором и главными воротами. Когда спустится ночь, можно будет попытаться бежать.
Джек порылся в столе Альберта и в одном из ящиков обнаружил бутылочку с детским аспирином. Несколько секунд он молча смотрел на нее, думая, что эти маленькие оранжевые таблетки почти так же много говорят о любящей маме исчезнувшего Альберта, как и этикетка от ликера на двери туалета. Джек вытряс на ладонь с полдюжины таблеток и протянул их Ричарду. Ричард отсутствующим жестом взял их.
— Отойди от окна и ложись, — сказал Джек.
— Нет, — ответил Ричард. Его голос казался тревожным и ужасно несчастным. — Я должен продолжать наблюдение, Джек. Если происходят подобные вещи, нужно сохранять бдительность. И наблюдать, чтобы потом можно было дать полный отчет перед… перед… государством.
Джек пощупал Ричарду лоб и, хотя он был холодным — почти ледяным, сказал:
— У тебя еще сильнее поднялась температура, Ричард. Лучше полежи, пока не подействует аспирин.
— Еще сильнее? — Ричард посмотрел на него с трогательной благодарностью. — Разве?
— Да, — серьезно сказал Джек. — Иди и ложись.
Ричард лег и пять минут спустя уже глубоко спал. А Джек сел на стул Альберта Колобка. Его сиденье было таким же широким, как и кровать. Бледное, восковое лицо Ричарда тихо светилось в лучах восходящего солнца.
Прошел день, и около четырех часов Джек уснул. Проснулся он уже в темноте и не имел никакого понятия, сколько времени прошло с того момента, как он отключился. Единственное, что он знал, — ему ничего не снилось. И был благодарен за это. Ричард беспокойно ворочался, и Джек подумал, что он тоже скоро проснется. Джек встал и потянулся, разминая затекшую спину. Затем выглянул в окно и замер с широко открытыми глазами. Первой мыслью было: Ричард не должен этого видеть. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы он не увидел.
Боже, нам нужно убираться отсюда, и как можно скорее! — с ужасом думал он дальше. Даже если по какой-то причине они боятся напасть на нас в открытую.
Но собирался ли он на самом деле забирать отсюда Ричарда? Он знал — они так не думают. Они надеются, что он не станет подвергать друга еще большей опасности, чем эта.
В Долины, Джеки. Ты должен отправиться в Долины, и ты сам это знаешь. И еще ты должен забрать с собой Ричарда, потому что это место медленно, но верно проваливается в ад.