Талисман
Шрифт:
Слоут арендовал седан, и вот он здесь. Да, жизнь полна приключений.
Он вышел из машины как раз в тот момент, когда начали звонить первые утренние колокола.
Все вокруг было точно таким же, как и в любое другое утро Школы Тэйера. Церковные колокола звонили обычную заутреню, исполняя какую-то классическую, но неузнаваемую мелодию. Учащиеся проходили мимо него; каждый спешил по своим делам: кто — в столовую, а кто — делать зарядку. Разве что они стали немного более молчаливыми, чем обычно, и их лица были бледны и слегка ошарашены, словно у людей, проснувшихся после долгого беспокойного сна.
Который,
Слоут зашагал к Станции, возвращаясь в мыслях к тому дню, когда Оррис первый раз попал в этот мир. Он поймал себя на том, что вспоминает об этом с ностальгией, хотя само по себе это было нелепо — ведь он тогда едва не умер. Они оба тогда едва не умерли… Но это было в середине пятидесятых, а сейчас он сам добрался до середины своего пятого десятка — вот и все, что изменилось в мире.
Он возвращался из офиса, когда солнце опускалось над Лос-Анджелесом, раскрашивая его в желто-пурпурные краски: это был один из тех дней, когда лос-анджелесский смог еще не начал сгущаться. Он медленно ехал по бульвару Сансет и просматривал газету, в которой объявлялось о выходе новой пластинки Педжи Ли, как вдруг почувствовал холод в своей голове — будто где-то в глубине его подсознания забил источник, извергающий нечто чужое и странное, похожее на… на…
(на сперму)
…в общем, Слоут не мог с уверенностью сказать, на что это было похоже. Холод быстро прошел, уступив место обволакивающей теплоте, и он успел только понять, что Оррис — это теперь он сам. Затем все закружилось перед глазами, полетело в разные стороны… И вот уже Оррис сидел за рулем востроносого «форда» 1952 года, Оррис был одет в коричневую куртку с двойной подкладкой и галстук под Джона Пински, Оррис сжимал рукой деликатное место между ног — не от боли, а от отвращения — ведь Оррис никогда не носил нижнего белья.
Он хорошо запомнил один момент, когда «форд» едва не въехал на тротуар и когда Морган Слоут — теперь в основном подсознательный — на мгновение взял верх, чтобы выправить положение. Он едва не сошел с ума от радости. Это была та самая радость, которую испытывает человек, показывающий свой новый дом лучшему другу и замечающий, что другу дом нравится не меньше, чем ему самому.
Оррис притормозил у забегаловки «Толстячок» и, порывшись в незнакомых бумажных деньгах Моргана, приобрел гамбургер, картофель фри и горячий шоколад. Слова без затруднений слетали с его губ, струясь из подсознания, словно вода из родника. Первый раз он укусил гамбургер с большой осторожностью… а затем проглотил оставшееся с такой же скоростью, как это делал Волк. Одной рукой запихивая в рот картофель, другой он включил радиоприемник, послушав сначала Перри Комо, затем какой-то биг-бэнд и ранний ритм-н-блюз. Потом Оррис высосал чашечку горячего шоколада и тут же попросил повторить
Где-то на половине второго гамбургера его — как Слоута, так и Орриса — начало подташнивать. Неожиданно и картошка показалась слишком промасленной, и запах машины вездесущим и удушливым. Руки затряслись. Он стянул с себя куртку (вторая порция шоколада, лишившись поддержки, опрокинулась и залила сиденье «форда») и посмотрел на руки. На них появились и продолжали разрастаться красные пятна. Желудок свело. Он высунулся в окно, и даже когда его рвало, он еще продолжал чувствовать Орриса, покидающего его и возвращающегося в свой собственный мир…
— Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр?
— Гмммм! — Испуганный своей задумчивостью, Слоут осмотрелся по сторонам. Рядом с ним стоял высокий светловолосый мальчик, по виду — старшекурсник. Он был довольно прилично одет: синяя фланелевая куртка поверх рубашки со стоячим воротником и выцветшие джинсы «Левис».
Он убрал волосы со лба, открыв глаза, которые имели все то же удивленное сонное выражение.
— Я Эйзеридж, сэр. Я спросил вас, не могу ли я быть чем-нибудь полезен? Вы выглядите… растерянным.
Слоут улыбнулся. Он хотел сказать: Нет, это ты так выглядишь, мой дорогой друг, — но подумал и промолчал. Все было в полном ажуре. Джек все еще не нашелся, но Слоут знал, куда он собирался. А это значило, что Джек на цепи. На невидимой, но прочной цепи.
— Да, потерян в прошлом, — сказал он. — Старые времена. Я не чужой здесь, мистер Эйзеридж, если вы об этом волнуетесь. Мой сын здесь учится. Ричард Слоут.
Взгляд Эйзериджа на мгновение стал еще более сонным. Затем он прояснился.
— А-а-а-а! Да, конечно, Ричард Слоут! — воскликнул он.
— Мне нужно поговорить с директором. Но перед этим я хочу немного прогуляться.
— Это очень неплохая мысль. — Эйзеридж посмотрел на часы. — Сегодня мое дежурство, так что, будьте уверены, все будет в порядке…
— Я и так уверен.
Эйзеридж кивнул, улыбнулся ради приличия и удалился.
Слоут проводил его взглядом и принялся исследовать пространство между собой и Домиком Нельсона. Снова отметил взглядом разбитые стекла. Какое маленькое расстояние! Страшно, даже больше чем страшно поверить в то, что где-то между Домиком Нельсона и этим кирпичным восьмиугольником двое мальчиков мигрировали в Долины. Если он захочет, он сможет последовать за ними. Всего лишь шаг — и его нет. А мгновение спустя он окажется в теле Орриса, где бы оно ни находилось. Оррис должен быть где-то неподалеку. Возможно, прямо здесь, у дверей Станции. По крайней мере он не очутится в сотнях миль от интересующей его точки и ему не придется добираться оттуда на фургоне или, что еще хуже, на том, что его папа называл «свои двои».
Мальчики, несомненно, ушли достаточно далеко. Возможно, в Проклятые Земли. Если так, то они уже мертвы. А двойник Преподобного Гарднера, Осмонд, сумеет выжать из Андерса все, что ему известно. Осмонд и его прелестный сынишка. Совершенно незачем туда мотаться.
Разве что просто так, ради освежения ума и удовольствия снова побыть Оррисом. Да и то всего на несколько секунд.
И чтобы убедиться, конечно. Вся его жизнь, с детства и до сегодняшнего дня, построена на принципе «Доверяй, но проверяй».