Талли
Шрифт:
— Нет! Господь не хочет этого! Как он может такое хотеть? Что ты говоришь?! Просто если у тебя много детей, они не дадут тебе тосковать, заставят тебя живо подняться на ноги. Ты же не сможешь сидеть и плакать целыми днями, если у тебя куча забот. Ах, бедная Линн! И Тони тоже. Но он хотя бы работает, по крайней мере пытается. А она… Что она делает сейчас? Пьет, чтобы забыться, и так до самой смерти. А что ей еще остается? Знаешь, я как-то приглашала ее к себе, но она не пришла. Как и моя Джул. Джул так редко возвращается сюда. И даже отказалась пойти со мной в церковь. Ведь туда ходят
Да, не так тяжело, хотела согласиться Талли, но Анджела не дала ей и рта раскрыть.
— Я всегда говорила Джулии, что если кто-нибудь из вас и выстоит, так это ты, даже когда вы были самыми близкими подругами. Ты всегда была сильной.
— Вы правда так думаете? — спросила Талли.
— О да. Да, — сказала Анджела. — Ты — как гвоздь. — Анджела засмеялась и добавила: — Ты всегда шла к своей цели и готова была заплатить за это любую цену. А посмотри на себя сейчас!
«Да, посмотрите на меня сейчас, — думала Талли. — Да, я держу себя в руках, но живу я в мире иллюзий, от которых кружится голова, и каждый раз, ложась спать, я уношусь в мечтах к пальмам и морю, к человеку, который освободит меня и научит танцевать на песке, а не на полу. Если бы кто-то снял с меря этот страшный груз жизни, который давит мне шею, как тугая веревка. Но что есть, то есть. И я держу себя в руках. И мечтаю о смерти».
Талли поднялась, чтобы уйти. Сегодня ланч слишком затянулся.
— А как поживает твоя подружка Шейки? Приведи ее ко мне как-нибудь. Приводи-приводи, я буду рада.
В течение осени Талли несколько раз брала Шейки с собой к Анджеле.
— Шейки, ты выглядишь просто огромной! — воскликнула Анджела, в первый раз увидев ее.
— Спасибо. Это двойня. Видно, это мне наказание Господне за то, что я всегда была худышкой.
Шейки даже ходила, слегка переваливаясь.
Талли улыбнулась. Она вспомнила, как поразило Джека известие, что у Шейки будет двойня.
— На каком ты месяце? — поинтересовалась Анджела после того, как индюшка и дичь, приготовленные по-американски, были поданы на стол. Бурритос сегодня не было.
— На седьмом, — ответила Шейки. — Дети, с Божьей помощью, должны родиться пятого января.
— Шейки… несчастная женщина, — сказала Талли, — знала бы ты, как тяжело родить даже одного. Мой никак не хотел выходить, и к тому же у меня узкий таз. Два с половиной часа я металась между жизнью и смертью, пока мне не стали делать искусственную стимуляцию, и все это время я орала, не переставая, пока он, наконец, не вылез. Не самое лучшее воспоминание в моей жизни. Желаю, чтобы тебе с твоими двумя повезло больше.
Шейки побледнела, нахмурилась и перестала есть. Анджела, посмеиваясь, принялась отчитывать Талли:
— Даже если тебе и вправду было так больно и страшно, все равно незачем пугать до полусмерти бедную Шейки. Посмотри на нее. Она даже есть перестала. Ешь, ешь, мое золотко. Не слушай ее. Она всегда обожала пугать людей.
Шейки подозрительно посмотрела на Талли и спросила:
— Талли, не ты ли говорила мне, что, когда рожала
Талли пожала плечами и отвела глаза.
— Да, да, но я сказала тогда тебе, что и ты тоже неизбежно будешь рожать детей, а ты не поверила мне, не так ли?
Шейки еще сильней побледнела, но ничего не сказала, и до конца ланча разговаривала только с Анджелой, выпытывая у нее секреты стряпни.
— Ну что ж, надеюсь, я стану хорошей матерью, — в заключение сказала Шейки. — На уход за волосами времени не останется.
— Ты будешь хорошей матерью, Шейки, — заверила ее Анджела. — Каждая женщина в душе хорошая мать.
Талли усмехнулась.
— Будет тебе, Талли… — сказала ей Анджела. — На работе ты все же видишь крайности. Общаешься с матерями, которые забыли Бога. У большинства он есть, Талли. У тебя, например, он есть.
— Ты будешь хорошей матерью, Шейки, — повторила Талли, старательно выговаривая слова. — Мы все хорошие матери.
7
Шейки родила мальчика и девочку в Сочельник 1983 года. Талли вместе с Робином навестили ее в клинике. Шейки быстро оправлялась от родов, нянчилась с теми, ради кого она претерпела страдания, которые не казались ей теперь такими страшными.
— Ты знаешь, они были связаны со мной пуповиной, — сообщила Шейки подруге, когда им представился шанс перекинуться парой слов наедине.
Талли ей ничего не сказала в ответ.
— Как ты их назвала? — спросила она.
— Мальчика — Энтони, а девочку… — тут Шейки слегка замялась и взяла Талли за руку. — А девочку — Натали.
— Натали! — воскликнула Талли. — Натали!
И она крепко обняла Шейки.
— Ну что ты! — смущенно проговорила та. — Мне всегда нравилось это имя, даже когда я еще не была знакома с тобой.
Но Талли еще крепче прижала к себе подругу.
— Ну прекрати. Твое имя даже не Натали. Ведь никто не называет тебя так. Эй, ты делаешь мне больно! — Шейки понизила голос: — Я звонила ему несколько дней назад, поздравляла с Рождеством. Он снова дома.
Талли пристально посмотрела на подругу.
— Могу себе представить, — сказала она.
— Просто хотела поболтать с ним, рассказать последние новости. Но его не было дома, — продолжала Шейки. — Я подумала, может, ты позвонишь ему? Ну, знаешь, как бы случайно, и сообщишь как бы между прочим что, мол, у Шейки двойня. Ну, что-то в этом роде…
Талли сразу не отказалась, и Шейки быстро продолжала:
— А в следующий раз, может, захватишь его с собой. Ну, то есть вы придете не вместе, — каждый сам по себе, но в одно время. Тогда все приличия будут соблюдены. Как ты думаешь? Ну, пожалуйста…
Талли отвела глаза.
— Прямо тебе боевое задание. Доставь его живым или мертвым, но живым предпочтительнее, — заметила она.
— Ну один разок, — упрашивала Шейки, сжимая руки Талли. — Ты ведь сделаешь это?
— Я сделаю это. Сделаю.