Талли
Шрифт:
— Передай ей мои извинения. Я очень занята, — отозвалась Талли.
— Да, очень занята, чтобы навестить мою мать, очень занята, чтобы писать письма. И вроде бы ничего не происходит.
— Джулия, хватит, ладно?
— Ладно, — согласилась Джулия, вскакивая с поваленного дерева. — Мне пора идти.
«Слава Богу», — подумала Талли.
— Я отвезу тебя домой, — сказала она вслух.
— Нет, спасибо. У папы в «Каса» стоит машина. Я пройдусь пешком. Все нормально.
— Пока, Джул, — сказала Талли, сидя на дереве и держа руки на коленях. — Я буду чаще писать. Обещаю.
— Ладно, —
Джулия кашлянула.
— Мама говорит, что встречала тебя в церкви Святого Марка. Ведь ты больше не ходишь в эту церковь, правда? — тихо спросила она.
— Конечно, хожу, — неохотно ответила Талли. — Почему бы и нет?
Джулия придвинулась ближе. Талли сделала попытку отодвинуться, но чуть не свалилась с дерева.
— Не знаю, как ты можешь ходить в эту церковь, — сказала Джулия сдавленным голосом.
Талли смотрела на «камаро».
— Должен же кто-то приносить цветы, — помолчав, сказала она.
— Не знаю, как ты можешь делать это, просто не знаю… — повторила Джулия.
— Кто-то же должен.
— Пусть это делают ее родители.
— Ее мать неважно себя чувствует.
Джулия вытерла пот с лица. Талли продолжала смотреть на «камаро».
— Я не знаю, как ты можешь не делать этого, — сказала она Джулии.
Джулия отступила назад.
— Мне и правда пора идти, Талл. До встречи.
— До встречи, — эхом откликнулась Талли.
После ухода Джулии Талли зашла в трейлер и одиноко сидела на диване, пока сон не сморил ее.
В начале второго курса Талли купила себе новый диван и двуспальную кровать. Она хотела купить кровать «королевского размера», но в крохотной спаленке для нее не хватило бы места.
Доходы Талли стали теперь устойчивыми, и можно было подумать о более удобном жилье. Но она никак не могла решиться. «Что, если Трейси вернется, — думала Талли, — и захочет назад своего мальчика?»
Талли встречалась с Робином каждую субботу, по вечерам, но иногда ей целую неделю было необходимо побыть одной, чтобы почувствовать прикосновение блаженного одиночества и забыться в его ласковых укачивающих объятиях. В большой новой кровати.
Практика Талли подошла к концу, и мистер Хиллер вызвал Талли в свой кабинет для беседы.
— Вы очень хорошо поработали, Талли, — сказал он. — Даже Лилиан считает, что вы были хорошим работником, а понравиться ей очень непросто. Мой вам совет — получить степень бакалавра по социальной адаптации, а не по детской психологии. Больше денег, больше шансов продвинуться. А потом можно подумать и о степени магистра…
Талли громко фыркнула.
— Подумайте, об этом, — продолжал мистер Хиллер. — В любом случае приходите ко мне, когда закончите учебу. У нас найдется работа для вас. Я уж не говорю о практике на будущий год.
— Хорошо, я подумаю, — сказала Талли без энтузиазма
— В чем дело, Талли? — Мистер Хиллер был озадачен. — Это хороший шанс.
— Да, конечно, —
— Такой умной девушке, как вы, нет смысла растрачивать себя на бездумной работе. Если вы получите степень магистра, это откроет вам путь к карьере…
— Да, это было бы прекрасно, — сказала Талли, вставая, — Благодарю вас.
«Социальная работа?» — думала Талли. — Социальная работа. Сюда идут те, кто, наверное, не может нормально заработать в другом месте? Социальная работа — сюда приходят, чтобы детей; брошенных матерями, пропустить через мясорубку своей системы? Да уж, лучше некуда.
— Социальная работа подразумевает, что сюда идут прежде всего люди, у которых есть сердце, — сказал мистер Хиллер, словно прочитав ее мысли.
— Скажите об этом семьям опекунов, — заметила Талли.
— О, они не так уж плохи, — сказал мистер Хиллер. — И потом; все они проходят шестичасовое обучение, вы же знаете.
— Знаю, — подтвердила Талли, — это бросается в глаза.
Талли подумала о степени бакалавра. Мистер Хиллер говорил с ней так, будто верил, что она и вправду на это способна, а Талли редко встречалась с теми, кто верил в нее. Большинство тех, кто знал ее с детства и видел, как она росла, считали, что эта недисциплинированная, сбившаяся с пути девчонка — дочка Мейкеров — ни на что не способна. Ей было приятно и внове, что кто-то ничего о ней не знает, но сейчас это было не так уж важно. Когда-то она уже строила планы, которые испарились в одночасье. И единственное, что сейчас было важно, — это чтобы ее; оставили в покое. Талли вспомнила свою давнюю мечту — уехать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от Запада, и подумала: «Там, куда я уехала бы, меня бы совсем никто не знал. Совсем никто».
Талли решила последовать совету Хиллера. Почему бы и нет? Она записалась на 250 часов курса по «социальному обеспечению», на 302 часа углубленного курса «детской психологии» и на 100 часов «введения в социальную работу». «Введение в социальную работу» включало также 40 часов добровольной общественной работы. Добровольной! Талли хотелось спросить, засчитают ли ей тысячу часов добровольного сидения с Дэмьеном. Но вместо этого она отработала нужное время в закрытом юношеском центре Шоуни, где семьдесят пять юных наркоманов и бродяжек дожидались, когда очередная семья опекунов пройдет шестичасовое обучение и выкупит их у штата. Талли была безумно рада, когда ее добровольные сорок часов закончились.
Кроме специальных дисциплин, Талли изучала делопроизводство и литературный английский. Некоторые домашние задания вызывали у нее отвращение. Особенно сочинения. Профессор Мэйси неизменно просил их написать что-нибудь. Какое-нибудь эссе о погоде, небольшой рассказ о друге, фрагмент автобиографии. И потом поговорить об этом в классе! Некоторые сочинения даже зачитывались вслух. Талли все это не переносила. «Какая досада, что литературный английский — обязательный предмет!» — думала она, глядя на листок с домашним заданием. «Напишите о четырех временах года. Что они для вас означают и какими бы вы хотели их видеть».