Талый снег
Шрифт:
– Извините, – произношу, понимая, что это может быть довольно раздражающим.
– Пошли, – он неожиданно встает со своего места и протягивает мне руку. Отставив бокал, покорно поднимаюсь, продолжая охреневать от происходящего, одновременно вкладывая свою ладонь в его и ощущая, как миллион нервных окончаний тут же встает в стойку. Мы идем в сторону танцующих, и я упорно твержу сама себе, что это всего лишь танец. Просто танец. Но сердце уже упорно отбивает чечетку.
Довлатов не тот, к кому я имею право испытывать хоть какие-то чувства, он мой начальник, от него зависит моя зарплата, и вообще это не тот мужчина, с которым может что-то получиться. Ему нужна ледяная королева, будет идеальная пара, гармоничная. Но несмотря на то что разум истошно вопит, твердя очевидные вещи и правильные установки, моему сердцу на это полностью плевать. Особенно
А край ближе, чем кажется…
Глава 7
Захар.
Хлопья снега упорно ложились на землю, гирлянды раздражающе сверкали, как и люди, сверкали улыбками и искрящимся смехом. Чтоб не пугать людей своим «дебильным веяньем», как выразилась Юмашева, я сосредоточил этим вечером все свое внимание на ней, это и позволило пережить вечер у Голицына, но сейчас, оставшись наедине с самим собой, разум снова погружается в свою собственную черную бездну, и даже проклятый ром не помогает. Время – хреновый лекарь, лишь притупляет боль.
После открытия автосалона мы вернулись в гостиницу и, согласившись на приглашение управляющего гостиницы, присоединились к встрече Нового года, после боя курантов оставил Алену Витальевну веселиться, а сам поднялся в номер, прихватив две бутылки рома. Ненавижу это время в году, все эти гирлянды, цветные огни, елки, счастливые лица людей, мой разум в это время начинает играть со мной в игры, вытаскивая из памяти то, что давно надо было оставить в покое, оставить храниться под толстым слоем пыли где-нибудь в уголке. Прислушался к себе, ожидая давно привычную волну боли, сжимающую тисками сердце, только ничего, кроме тишины, не почувствовал. Зловещей тишины в своем безмолвии. Мертвой, вспарывающей душу, обволакивающей все внутри будто паутиной, убивая любые эмоции, оставляя только холод. Отхлебнул из горла бутылки ром и выйдя на лоджию, закурил. Дверь оставил открытой. Хотелось воздуха, всколыхнувшаяся память будто перекрывала мне дыхание, затягивала на шее удавку, до удушья. Там у Голицына, я впервые за очень долгое время почувствовал себя живым, и сейчас, утопая в черной пучине своего разума, я физически болезненно ощущал эту разницу. Корежило, физически, эмоционально. Хоть Юмашеву зови, из нее получился неплохой якорь, она, не прилагая никаких особых действий, держала меня на плаву весь вечер. А я только сегодня за ее фасадом профессионального, исполнительного сотрудника увидел женщину. Шаулов прав сученыш, я мудак, она пашет без выходных и отпуска, ладно мне на хрен не нужны эти выходные, но она молодая, красивая женщина, ей нужно свободное время на личную жизнь. С другой стороны, каждый сам делает выбор, я веревками ее не держу и в подвал не бросаю, не устраивало бы, давно ушла.
Стук в дверь выдернул меня из потока мыслей.
– Открыто, – крикнул, глубоко затягиваясь и снова прикладываясь к бутылке.
Стук ее каблуков по паркету донесся до моего слуха. Неужели мужик на небе реально услышал мои мысли? Обычно он глух к моим просьбам.
Юмашева появилась на лоджии, разрывая своим появлением холодный мрак, медленно поглощающий мой разум.
– Захар Александрович, Терентьев переслал договора от Баринова, просил вас просмотреть. Я часть бегло просмотрела, отметила пару нестыковок. Надо еще юрикам отправить… – она говорила про сделки с Бариновым, про эти проклятые договоры, а я, закурив вторую подряд сигарету, смотрел, как вздымалась ее грудь под тонкой тканью белоснежного топа. – Там коэффициент в любом случае нулевой, поэтому рассчитывать на прибыль… – Расстегнутый жакет открывал прекрасный вид на едва проступающие соски, съежившиеся от холода. Прекрасное зрелище, от которого кровь в жилах сбрасывала с себя оковы льда, напоминая мне, что я еще живой. Не сдох, хотя порой казалось, что уже давно.
– Алена Витальевна, перешли все мне и уберите уже планшет. Завтра разберемся. Праздник все же, сегодня, – произнес, прихлебывая ром. Она подняла на меня свои голубые глаза, наполненные удивлением. Да сам в ахере, Алена Витальевна, но тормоза сегодня посланы на хрен.
– У вас что-то случилось? – в ее глазах смесь из непонимания, теплоты и участия.
– Как вы смотрите на секс без обязательств, Алена Витальевна? – теплота во взгляде тут же закрылась тучей, взгляд потемнел, проглянула злость, она смерила меня оценивающим взглядом
– В данном случае, это плохая идея Захар Александрович, – произнесла на выдохе. – Нам еще с вами работать.
– С этим не будет проблем.
– У вас возможно. У меня будут, – улыбка по ее губам с налетом горечи. – Женщины эмоциональней, вы забываете об этом. Не стоит стирать рамки там, где они могут оказаться несущей конструкцией, – железный аргумент, но сегодня он меня почему-то не тормозит.
– Триста тысяч за ночь, достаточно, чтобы услышать ваше согласие?
– Вы перепутали меня с кем-то или переборщили с ромом, – злость во взгляде проступила сильней, отчетливей. И усмешка по губам будто скривилась от боли.
– Признаю, с ромом я сегодня действительно переборщил, но у меня есть повод, – затянулся сигаретой, наслаждаясь цветом ее глаз. Кристально- голубой лед, темнеющий, когда она злится.
– Могу заказать для вас девушку, скажите свои пожелания, с бюджетом в триста тысяч вам хватит даже на две, – ее издевка хорошо считывалась, что ж могла ответить и жестче, я заслужил.
– Запрос в другом.
– Значит, я вас неправильно поняла. В любом случае, если вопросов по проделанной работе у вас нет, то мне пора. Она затушила сигарету в пепельнице и потянулась за планшетом.
– Алена, – окликнул. Обернулась, – выпьете со мной? – попытка номер два. Чувствовал себя ублюдком, но выпитый ром почти перекрывал это чувство.
– Захар Александрович, я повторяю, это дурная идея.
– Виски, ром, вино, шампанское и триста тысяч, могу увеличить до пятисот. Представьте, что вы работаете, сегодня психотерапевтом, – усмехнулся, снова делая глоток из бутылки.
– Что у вас случилось, Захар Александрович?
– Жизнь, Алена Витальевна, со мной случилась жизнь, как родился, так и понеслось, – усмешка над самим собой исказила мои губы. Протянул руку, убирая с ее волос кусочек конфетти. – Пойдемте в комнату, вы замерзли.
Потушил сигарету и придержал колыхающуюся от ветра штору, пропуская Юмашеву вперед, гадая: останется или уйдет?
Глава 8
– Настолько противен? Предпочитаете брюнетов? Есть муж, парень, сожитель? – Довлатов протянул мне бокал, наполненный белым вином, – онемевшими пальцами сжала тонкое стекло, делая небольшой глоток. Стараясь хоть чуть-чуть затушить огонь, уже вскипающий в венах. Один его вид сейчас – это проделки дьявола, закатанные рукава открывали вид на руки забитые татуировками, рубашка, расстегнутая до половины, а на груди еще один рисунок. Внутренняя Аленка облизнулась, предвкушая возможность прикоснуться. Мозг же, сорвав голос, шептал «беги», ибо уровень здравомыслия стремительно быстро падал до критической отметки. Довлатов – это грех в человеческом обличии.
– Я понимаю, что вы не терпите отказов, Захар Александрович, но чем вас не устроил мой вариант? Я действительно считаю, что мешать работу и личное, ни в каких пропорциях нельзя, результат непредсказуем, это как играться с тротилом, – ответила все еще изо всех сил, стараясь мыслить трезво, смотреть прямо, не терять голову, но ноги уже ватные, а предательская дрожь тонкими импульсами бьет тело. Его взгляд словно набрасывал на мой разум утяжеляющую вуаль. Надо уходить. Прямо сейчас.
– Что бы там у вас ни произошло, я уверена, вы разберетесь. Мне пора, – сделала шаг, ставя бокал на столик, и сделала шаг к двери. Перехватил. Неожиданно притягивая рывком к себе и впиваясь в губы. По телу все триста восемьдесят, на обрыв проводов, с первых секунд срывая стон поражения. Поцелуй сразу глубокий, сразу язык по языку, сжигая тормоза, срывая их к хренам собачьим и бросая в топку. Запах его парфюма, тела, рома и тонкий шлейф сигарет, вызывал замыкание нейронных связей, вырубая пробки. Ответила. Задыхаясь от волн жара, прокатывающих сквозь тело, зарываясь пальцами в его волосы. Жакет и топ отброшены в сторону, как и его рубашка, мои брюки остались на полу. Подхватил, заставляя обвить ногами его тело, понес к кровати, продолжая горячими губами скользить по шее, плечам, словно оставляя невидимые печати. А мне казалось, я уже сгорала, каждое его касание ощущалось как разряд тока, приятный, и одновременно болезненный, каждый поцелуй, полуукус как удар хлыста для мазохиста. И вместе с тем внутри меня стучали и ликовали тысячи барабанов, вознося на пик блаженства.