Там, где мы служили...
Шрифт:
Сам обряд Витька помнил плохо. Помнился ветер у большого бурого камня, рука Брекки, серьёзные лица незнакомых людей вокруг, которые почему-то говорили о нём хорошее… Слова — мощные, отдававшиеся эхом — старого годи…
— Один, Всеотец, Господин Рун, Творец Миров, Вождь Живых и Мертвых, приветствуем тебя! Тюр, Однорукий Ас, Защитник Закона, приветствуем тебя! Бальдр, Великолепный Сын Высокого, Любимец Богов, приветствуем тебя! Тор, Защитник богов и людей, Гроза Великанов, приветствуем тебя! Хеймдалль, Отец Людей, Страж Моста Асов, Сияющий, приветствуем тебя! Фригг, Госпожа среди богов и богинь, Ведающая судьбы, приветствуем тебя!
И снова рука Брекки — рядом с его — на тяжёлом серебряном кольце в руке старика… И слова… он выучил те слова с одного раза — так, как их сказал ему сэр Арвид:
— Брекки, в присутствии богов и богинь Асгарда и обоих наших родов я беру тебя в жены. Я разделяю с тобой свою жизнь, свою душу и свою судьбу, все что я имею теперь и твое тоже. Я клянусь любить тебя, хранить тебе верность, заботиться о тебе и о детях, которых ты родишь мне, защищать тебя, наших детей и наш дом, делать все для того, чтобы ты гордилась своим мужем. Богатство, бедность, здоровье или болезнь не будут мне в этом помехой. Да будем мы неразлучны до самой смерти! — и ответ Брекки, его разносил вокруг ветер, как и клятву Витьки:
— Виктор, в присутствии богов и богинь Асгарда и обоих наших родов я беру тебя в мужья. Я разделяю с тобой свою жизнь, свою душу и свою судьбу, все что я имею теперь и твое тоже. Я клянусь любить тебя, хранить тебе верность, заботиться о тебе и о наших детях, хранить наш домашний очаг и вести хозяйство, делать все для того, чтобы ты гордился своей женой. Богатство, бедность, здоровье или болезнь не будут мне в этом помехой. Да будем мы неразлучны до самой смерти!..
…Джек ещё что-то говорил — хотя уже и не так сердито — а Витька думал: «До самой смерти… до самой смерти…» — и эти мысли наполняли его — снова и снова — гордой радостью.
Билли, видимо, был слегка обижен на то, что не побывал на свадебной церемонии друга. Потому что, когда Витька — он попал на кухню — насвистывая, разделывал на откидном столе свежее мясо — а Билли ввалился на кухню, то в его голосе было немало яда:
— С новым назначением, господин шеф-повар! То-то я гляжу — весь ваш взвод ходит, как в воду опущенный, а у него, выходит, просто несварение от твоей стряпни!
— Здравствуй, — невозмутимо ответил Витька, бросая секач в опорный столб — сверкнув, тот вошёл в дерево с глухим стуком, даже не вздрогнув после попадания. — Ты припёрся, чтобы поехидничать? И не лень было тащиться?
— Правду сказать — лень, — согласился Билли, ловко подбросив себе со стола в рот дольку сухофрукта. — Особенно когда я узнал, что некий Виктор Ревок женился по асатру, а меня даже не предупредил, — и он отправил себе в рот ещё одну дольку.
— Было некогда, — сдержанно ответил Витька. — И прекрати жрать пайковые фрукты, не на ферме.
— У меня авитаминоз, — сообщил Билли, слопал ещё одну дольку и демонстративно отряхнул руки. — Ладно. Когда празднуем? По моим сведениям — а они из первых рук! — пира не было и даже ключ ты Брекки не отдавал. Так что самое интересное я всё-таки не упустил. Так
— Что — когда?
— Празднуем когда?
— Что празднуем?
— Свадьбу, свадьбу! — ласково напомнил Билли.
— Чью? — удивился Витька.
— Твою…
— Заметь — мою, — поднял Витька палец. — Мою, не твою и не чью-то ещё. У меня, может быть, самое знаменательное событие в жизни произошло, а они ходят вокруг с одной мыслью — нажраться на дармовщинку. Ну, наши-то ладно. Но вы-то не на пайке сидите!
— Главное, друг, — проникновенно сказал Билли, нагибаясь через стол и отбрасывая с лица волосы, — это общение. Об-ще-ни-е. Живое и непосредственное. А вовсе не примитивный жраль, как ты думаешь в силу низменности собственных побуждений.
— Пошёл ты, — дружелюбно сказал Витька. — А когда пир — я ещё не решил… Как там погода?
— Лето, солнышко сияет, — отозвался Билли. Подумал, улыбнулся и продолжал: — Знаешь… мы послезавтра с отцом ведёт полторы сотни добровольцев в горы на помощь переселенцам. Добивать «чёрные повязки».
— Правда?! — завистливо спросил Витька. — Вот ведь… а мы тут всё киснем…
— Переходи к нам, — с серьёзным видом пошутил Билли. — Ты же всё равно теперь, можно сказать, на местной женат. Землю вам найдём…
— Не фермер я, Билли, — усмехнулся Витька. — Да и там, — он показал пальцем вверх, — там, понимаешь? — я ещё не побывал. А надо… Ладно! — он встряхнулся. — А пир будет — завтра, раз такое дело!
Если честно, Витька и не подозревал, что у него столько хороших знакомых. Что самое интересно — многих из них юноша в жизни не видал, и могло бы возникнуть подозрение, что они и правда решили налопаться на дармовщинку, если бы каждый не привозил деньги или чеки, еду или выпивку, либо просто не был готов лично принять участие в подготовке пира.
С самого утра лагерь роты был похож на бурлящий котёл. Витька проснулся в разгар подготовки и сперва просто не сообразил, что к чему — столько в лагере было незнакомых людей. Появившийся снова Билли тащил за собой коней и, увидев Витьку, сонно зевавшего у палатки, заорал:
— Да ты что, сдурел, друг?! Твоя, наверное, уже катит сюда, а ты зеваешь?! Кто встречать-то будет?!
— А на джипе нельзя? — осторожно осведомился Витька, чем вызвал у Билли приступ священного гнева — и вынужден был, поторопившись с туалетом, сесть в седло. Через десять минут уже кавалькада с грохотом, гиканьем и свистом вылетела на лесную дорогу и понеслась подсыхающей грязью, расшвыривая во все стороны вязкие комья. Количество сопровождающих оказалось ограничено только числом коней — в седло сели и многие штурмовики. Переходя с галопа на рысь и обратно, «эскадрон» отмерил километров пять, распугивая живность и тишину, когда вырвавшийся вперёд Билли вдруг поднял коня свечкой и, тыча рукой, засмеялся, а через секунду ещё кто-то загорланил:
— Во-он они-и!
С лесистого холма был виден кортеж невесты — вокруг едущей в невообразимой бричке Брекки скакали не меньше тридцати человек в алых куртках, на украшеных цветными попонами конях.
— А-ах-х! — Витька огрел коня перчаткой и, не разбирая дороги, полетел вниз, навстречу переселенцам. К нему рванулись алые куртки — взмахи рук, улыбки, люди что-то кричали весело и восторженно, а потом наперерез выдвинулся угольно-чёрный жеребец, на котором скалой высился сам Вульф Каттерик.