Там, где мы служили...
Шрифт:
Тишина стала старшной. Этот парень был бандит. Наверное — людоед. Он стрелял из блиндажа, пока вся та толпа подыхала от страха в углу. А после разрыва первой же мины они его убили. Убили со спины, трясясь за свои собственные драгоценные жизни.
А он — случись так — мог бы родиться на севере. Может, и родился там, но был украден или угнан и превращён в того, кем он был. И если бы не это — он стоял бы в одном строю со штурмовиками. И они бы считали для себя честью такое соседство.
Ирма из 1-го отделения вдруг всхлипнула. Двое штурмовиков осторожно перевернули «синего берета» — глаза его были открыты, он очень хотел что-то сказать,
— Умер, — хмуро сказал Ян, отстраняясь. И стал рассматривать свою руку.
— Ага! — вдруг каркнул Ник. — А эти — они что, будут жить?!
И, повернувшись, крест-накрест дал по вонючей куче две длинные очереди. Джек сплюнул. Мальвони нервно зевнул и кивнул:
— Правильно.
И бросил, уходя последним, внутрь блиндажа зажигательный патрон…
Ожесточённое сопротивление 5-й штурмовой встретил на высоте за номером 117. Окружённая ручьём, она была похожа на крепостной холм без крепости как таковой, но на вершине росли несколько молодых деревьев. Обороняющиеся свалил их чем-то вроде каре и держались зубами и когтями. Над укреплением яростно дёргался и бился флаг — синий с кругом из золотых пятиконечных звёзд. Это был флаг Либерии. [80]
80
Возникшее в 16 г. Серых Войн на западном берегу Африки (на месте частей современных Гвинеи, Сьера-Леоне и Либерии) государство. Среди прочих «бандитских государств» Либерия стояла особняком, так как население её составляли бежавшие с севера политические противники англосаксов из «Фирда», не практиковавшие людоедство и старавшиеся придерживаться нормальной законности. Тем не менее, Либерия находилась в союзе с классическими бандгосударствами и в 26 г. С.В. была уничтожена десантами Англо-Саксонской Империи.
Судя по всему, было их там не так уж мало — штук десять при тяжёлом пулемёте, судя по звуку — 14,5-миллиметровом КПВС. А ещё там были два снайпера и куча РПГ. Полсотни подошедших ополченцев рванули было в атаку, но потеряли семерых только убитыми и откатились. Витька заметил братьев Брекки — как их… Ульфрид и Унферт? Поговорить бы с ними, мелькнула мысль, да…
Разговоров с обороняющимися не заводили — ясно было, что не имеет смысла. В бинокли даже можно было различить ожесточённые лица обороняющихся — они отстреливались, перебегая вдоль периметра. Сбили «хенгист», подожгли два бронеавтомобиля, переброшеных к высоте «вагонами» — и вообще воевали так, что вызывали у атакующих невольное искреннее восхищение.
— Вот ведь ублюдки, — ворчал Майкл, перезаряжая РОП, — рубятся, как наши, н ехуже…
— Да, это вояки, — кивнул Ник, лежавший рядом. — Джози. Давай запасник, — он ловко снял ствол «печенега» — кожа перчатки заскворочала. Иосип протянул новый; глаза серба горели азартом. Драться ему определёно нравилось. Ник так же ловко заменил ствол, начал заправлят ьподаную ленту — и вдруг коротко сунулся в приклад.
— Ник… — окликнул его Иосип. — Ник… — он тронул канадца за плечо. — Ланс, он… убит!
Последнее слово Иосип выкрикнул, отшатываясь. Витька быстро переместился ближе и, холодея, перевернул Ника.
Он не сразу понял, что тот
— Стреляй, козёл! — бешено заорал Майкл на Иосипа, и тот, опомнившись, переместился за пулемёт и открыл огонь.
— Вик, что у вас там?! — крикнул Джек, заряжая подствольник.
— Джек! — Витька выпустил Ника, и он со страным стуком ткнулся лицом в землю. — Ник убит!
— Что-о?!
И Витька увидел лицо Джека — со стеклянными глазами, в которых переливалось что-то ртутно-тяжёлое.
— Что-о?! — услышал Витька снова… и это было последнее, что он услышал на месяц вперёд.
Что-то тяжёлое и горячее ударило его в голову — и Витька неожиданно услышал органную музыку. Она была прекрасна, юноша пытался вспомнить, где мог слышаь её, и вспоминание было мучительно, а музыка — великолепна…
…Джек увидел, как Витька грохнулся ничком, дёрнулся и засучил ногами. Из дыры в шлеме брызнула кровь — прямое попадание, снайпер…
… - Впе-рё-од! — рёв разодрал рот Джека, в глотке появился привкус крови. Неизвестно, почему в него не попали. Наверное, он был слишком страшен. Видно было, как он, добежав до укрепления, перемахнул через ствол дерева… Его попытались принять на штык, но тесак в левой руке Джека с холодным посвистом срубил серое лезвие, а на втором взмахе раскроил лицо «синему берету» наискось. Через секунду в укрепление ворвался Майкл; за ним — ещё и ещё…
…Последний оставшийся в живых защитник укрепления — раненый тесаками в живот и шею парнишка лет пятнадцати — опираясь на сучья за спиной, часто глотал кровь и боль. Глаза его были полны ненависти и, обведя взглядом подходивших к нему штурмовиков, он скривил губы, процедил:
— Ффашисты… — и швырнул себе под ноги гранату.
— Доктор, как он?
Врач-капитан окинул холодным взглядом светловолосго сержанта, отметив, что глаза у того не вполне нормальные. «Из боя,» — машинально отметил врач, ему было хорошо знакомо такое состояние. Неподалёку стояла высокая симпатичная девушка, державшая руки у груди — она потирала их, словно от холода.
— Капрал Зильбер вне опасности, — спокойно сказал врач. — Его состояние нормализовалось, но со службой придётся подождать с годик.
— А Виктор? — быстро спросила, подавшись вперёд всем телом, девушка. Сержант мельком посмотрел на неё и повторил её вопрос:
— А Виктор?
— Ланс-капрал Ревок умрёт в течение часа, — равнодушно ответил врач. — Ранение в голову, повреждено левое полушарие. Успокойтесь, он в коме и ничего не ощущает.
Лицо сержанта стало похожим на лицо самого врача — бледное и малоподвижное. А девчонка шагнула вперёд и очень требовательно, хотя и тихо, сказала:
— Отдайте его мне.
10
Сержант Джек Брейди плакал. Никто не мог видеть этого, и он плакал, потому что перед ним лежали письма. Три письма с разных концов света — от старого полисмена Королевской Конной, от финского солдата русской армии Эйно и женщины по фамилии Шишкина.
«…а его девчонка Клэр — он вам рассказывал про неё — плакала почти сутки и записалась добровольцем в речной флот. Говорит — убью их, сколько смогу, а там пусть и меня, всё равно теперь незачем жить…»