Там, где мы служили...
Шрифт:
— С похмелья, что ли?
— Пусти, дурак! — выругался Жозеф, выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил точно в затылок. Снайпер дёрнул головой и упал в проём с какой-то странной готовностью, словно долго ждал этого момента и этой пули. Снизу крикнули:
— Это что?!
— Трупешник, что же ещё, — Джек сплюнул вниз. — Ослепли, или как?
— Или как, — засмеялись снизу.
Витька подобрал с пола брошенную убитым вещь. Это оказался медальон. Странный, вроде бы серебряный — перевёрнутая пятиконечная звезда в круге.
Вещица понравилась. Витька сунул её в карман РЖ.
6
Четвёртый
Впрочем, добивать было практически некого. Когда «хенгист» выбрасывает во врага всё, что имеет — то даже камень плавится. По коридорам и комнатам тяжело было ходить — они буквально дышали жаром.
Штурмовик, попытавшийся помахать флагом, был убит снайперской пулей из улицы. Флаг подняли на флагштоке — а через полчаса такой же взвился и над вторым зиккуратом. Надо сказать — очень вовремя, потому что через десять минут после окончания штурма начался новый.
Теперь уже «синие береты» ударили по обоим зиккуратам и по бывшей тюрьме.
— Вижу… чёрт, восемь танков и до батальона пехоты! Полкилометра, быстро приближаются…
Голос Милароса хрипел в рации. АСУ работала, пощёлкивая под быстрыми пальцами оператора, выдавала данные по стрельбе. Миномёты штурмовиков были эффективны против пехоты, против лёгкой техники — но не против толстенных броневых лбов старинных Т-55. Впрочем, у штурмовиков хватало реактивных гранат и зарядов к противотанковому оружию. Беспокоил только возможный артиллерийский огонь с больших дистанций, но артиллерией противник пользовался плохо — и всяко после первых же выстрелов её засекут и подавят вертушки.
У Милароса оставалось в строю ещё 80 полноценных бойцов. Гарнизон, наполовину состоявший из «синих беретов», сопротивлялся с отчаянным упорством. Но восьми десятков штурмовиков вполне хватит для отражения атаки… должно хватит…
… - Зря мы бросили там Шарло, — упрямо повторил Олег. — Надо было его унести.
— Куда? — не поворачиваясь, спросил Джек. Хладнокровно и резонно.
— Унести, — повторил Олег. Эрих пояснил:
— Что его там снарядом накроют, что ещё где — мёртвому всё равно. Живы будем — подберём всех. И никого не забудем.
— Твою-у… — протянул Ник. — А их много!
Относилось это к вражеским пехотницам, передвигавшимся среди домов, заборов и развалин следом за танками. Они двигались небольшими групками, поливая всё перед собой огнём и то и дело бросая гранаты — опасались засад, что естественно.
«Вертушки» появились над полем боя внзапно — даже для штурмовиков. Выскочили вдруг откуда-то со стороны канала, синхронно исполнили «горку», и… Витька впервые в жизни увидел, как они штурмуют наземную цель по-настоящему. Всё впереди затянула бел1сая пыль, и в глубине этой пелены что-то вспыхивало и рвалось с коротким, резким грохотом. Один танк закрутился на месте, воткнулся кормой в дом и застыл — его охватило пламя. Второй клюнул
Зиккурат разразился воем, свистом, улюлюканьем и неприличными воплями. 2-е тоже орало, но Джек, хмурясь, сказал:
— Они вернутся. И очень быстро.
В самом деле — нелепо было думать, что враг оставит в покое ключевые узлы контроля над городом. Тяжёлые пулемёты и трофейные скорострелки держали под обстрелом почти четверть города, их огонь уже несколько раз рассеивал скопления вражеской пехоты и лёгкой техники в отдалённых кварталах. Джек оказался прав…
…Витька не понял, что произошло.
Стоны. Кто-то стонет совсем рядом. Надо помочь, подняться и помочь. Стоны пульсируют под черепной коробкой, но встать на ноги нет сил, даже пошевелиться нет сил и думать тоже нет сил… Мягко сваливаясь в бархатно-чёрную яму обморока, Витька всё же заставил себя открыть глаза, залитые чем-то липким.
Двое пробежали мимо, под их ногами хрустели щебень и пыль — противно и громко. Один обернулся, встретился взгляжом с Витькой, но второй коротко бросил: «Готов,» — и они пробежали дальше, волоча зелёные цинки.
«Я убит, — спокойно подумал Витька. — Как странно. Значит, после смерти человек ещё какое-то время думает и видит, только ничего уже не может… сейчас я закрою глаза — и… и всё?! Нет, я не хочу, нет…»
На лицо ему капнуло. Витька скосил глаза и увидел штурмовика — очевидно, отброшенный взрывом, он накололся на торчащие зубья расщепленных досок, как бумажный листок, и теперь висел тяжёлым безжизненным мешком, а одна из щепок вышла изо рта, как идиотский тонкий язык — дразнящий… Кровь уже перестала течь, но иногда всё-таки капала — и именно в ней был перемазан Витька.
«Я не убит, — пришла ясная мысль, — я только оглушён. Мне надо встать и драться…»
Он попытался тут же подняться, но руки подламывались, и он падал снова и снова, тихо чертыхаясь, пока не подбежал незнакомый штурмовик — черноволосый быстрый парнишка.
— Живой?! — радостно спросил он. — Здорово! Давай помогу встать, давай-ка…
— Помоги, — Витька закинул руку ему на шею. — Ты откуда?
— Из «Волгограда», — парень нашарил под обломками пулемёт Витьки, заботливо повесил на плечо русскому. — Вооот…
— Я не помню тебя что-то…
— А я два месяца назад в плен влетел… сегодня и освободили… Стоишь? Сам стоишь?
— Стою…
Он действительно стоял и смог даже шагать. В «их» комнате половина стены вместе с окном и одной самодельной бойницей была срезана взрывом, лежала грудой щебня, из которой торчали бурые от крови лохмотья. У Джека была перевязана под каской голова, у Эриха — забинтован бок слева. Жозеф орал, лёжа на каком-то столе и вцепившись в его край побелвшими пальцами — Кайса зашивала ему снаружи в правом бедре рваную рану. В воплях валлона была даже не боль — досада и яростная злость.