Там, где мы служили...
Шрифт:
Они ворвались на второй этаж, растекаясь по коридорам. Штурмовики шли вдоль стен, беря под рпицел дверные проёмы, и стреляли в них из подствольников, а потом врывались внутрь, накрест поливая стены, углы, пол и потолок из трёх-четырёх стволов одновременно. Делалось всё это в бешеном темпе, чтобы не дать врагу опомниться. Снайперы снаружи продолжали простреливать окна…
… - Не стреляйте! Я сдаюсь!
Очередь в живот, пинок в голову. Сдающихся тут нет, да и мало кто поднимает руки. Те, кто жив, стреляют в ответ… и иногда попадают, и тогда падают штурмовики —
Пулемётное гнездо на стыке коридоров отбивалось сразу из трёх стволов — во все коридоры. Витька, упав на живот за колонной, выставил РПД и открыл огонь в ответ, пули из гнезда с хрустом дробили камень колонны. Гнездо расстреляли из двух гранатомётов; один из защитников, без обеих ног, долго и нужно стонал где-то под мешками, из которых сыпался удивительно чистый, золотисто-сухой красивый песок. Он засыпал кровавые лужи на полу, выложенном старым пластиком. Стонущего никто не искал — было слишком много своих раненых.
На самом деле — много.
5
Витька нашёл своих в одной из комнат — с идиотски огромной кроватью под брезентовым балдахином. На ней возлежал Ник, снаряжавший ленту патронами. Шарло делал то же. Эрих — без куртки, в РЖ и брассардах на голое тело — жадно пил воду из ржавого крана в углу.
— Живой! — обрадовался Джек, бинтовавший плечо морщившемуся Майклу. — Вот здорово, а нам сказали — тебя на лестнице убило, мы уже искать собирались идти…
— Не меня, — ответил Витька, вешая пулемёт на плечо. «Не меня, — подумал он, — значит, ещё кого-то,» — мысль эта не испугала и не удивила. — Дай попить, — он нагнулся к крану.
— Пей, — Эрих вытер губы ладонью, распрямился. Висок у немца был перемазан кровью.
— Умойся, — бросил Жозеф. Он сидел возле окна, чуть сбоку, наблюдая за улицей.
— Куда тебя? — тихо спросил Витька, напившись, умывшись и подсев к Майклу. Тот повёл здоровым плечом:
— Ерунда, сквозная… На мне всё быстро заживает.
— Почему дальше-то не идём? — возбуждённо спросил Олег, чистивший автомат. — Тут же ещё два этажа… и крыша?
— Они очухались сейчас, — Джек харкнул на пол. — Пусть малость успокоятся, тогда и рванём… Ты что, так на тот свет торопишься?
Олег пожал плечами. Жозеф, поднявший было бинокль, вдруг сообщил возбуждённо:
— Братва, над главным дворцом наш флаг! «Лютики» его взяли!
— Где?!
— Покажи!
— Дай посмотреть!
Бинокль вдруг вышибло из рук Жозефа, а сам валлон, побелев, отшатнулся к стене. Джек бешено заорал:
— От окон, бараны! Снайпера!
Реалии боя в городе таковы, что он не кончается никогда. С обеих сторон даже в минуты затишья за врагом следят снайперы… Жозефу повезло. Очень. И он, кажется, начал это понимать, потому что резко вспотел, но всё-таки сказал с кривой улыбкой:
— А дворец всё равно наш.
— Так, второе, вы тут? — в дверь всунулся Скобенюк. — Ну и отлично. Здесь и обустраивайтесь для обороны. Пробейте ещё пару амбразур.
— Сквозняк же будет, — серьёзно подал голос Ник.
— Ничего,
Отделение засмеялось. Из коридора кто-то крикнул:
— Товарищ лейтенант, куда раненых?!
— Сейчас! — махнул рукой Скобенюк. — Да, и пошлите кого-нибудь вниз в подвал, там жратвы выше крыши.
— О, это дело, — обрадовался Джек, приподнимаясь. — Мы порубаем, а они, — он кивнул в окно, — пусть на топоре посидят.
— На колуне, если уж ты такой знаток жаргонного русского, — поправил лейтенант. — Всё, я пошёл, вы у меня не одни. И давайте работайте!
— Так, правильно, — Джек встал окончательно. — Куда там Кайса провалилась?.. Вик, Майкл, сходите за жратвой, только осторожно!..
…Коридоры были полны суетой — снова заваливали мешками окна, перегораживали проходы, выверяли секторы для стрельбы, тащили боеприпасы. В нескольких местах брустверы вполне спокойно складывали из вражеских трупов. Здесь же лежали — и немало — убитые штурмовики; запорошённые пылью, громоздкие по сравнению с мелковатыми махди — и в то же время почти все с юными лицами…
— Почему их не уберут? — мрачно спросил Витька у ванРайка, сержанта из 6-го взвода. Тот словно бы непонимающе нахмурился, потом сказал равнодушно:
— А зачем? Утрясётся — соберём, им уже всё равно.
В этом была даже не железная — стальная логика. Трупу всё равно, где лежать. А после победы будт ему уважение и вечная память…
Широкую лестницу в подвал перекрывали дверь — они входили в пазы между ступенями и при случае намертво клинились. Сейчас же были открыты. Вниз ещё прежние хозяева озаботились провсти проводку. Резко, сильно светили голые лампы из мутноватого стекла. Провода шли прямо по стенам, насмех прихваченные жестяными скобами. В свете этих шаров были видны штабеля ящиков вдоль стен справа и слева, многие — вскрытые. Человек пять штурмовиков или что-то искали, или складывали в рюкзаки пакеты и банки, зачастую — с непривычно-яркими незнакомыми наклейками. Подальше на надувных матрацах лежали раненые, около них находилось несколько санинструкторов. А ближе, возле самого входа, вповалку валялись десятка два трупов махди. У всех было перерезано горло, кровь растеклась тут и там и уже загустела лужами.
— Кто это? — спросил Витька. Сержант, отбиравший упакованные в красочный полиэтилен галеты, хмыкнул:
— Раненые. Их раненые.
— Резать-то зачем, пуль жалко, что ли?! — сердито спросил Витька. Сержант усмехнулся, смерив русского взглядом:
— Да мы их и пальцем не трогали, парень. Их свои же зарезали. И давно. Чтобы не возиться.
Фишер осознавал всю опасность того, что гарнизоны башен (ещё, кстати, не отбившие зиккураты до конца) окажутся отрезанными от бывшей тюрьмы. Он выделил второй взвод и ещё один — третий по счёту сформированный из пленых — и эти подразделения заняли господствующие дома на соединяющей зиккураты и яму улице, превратив их в опорные пункты и взяв под контроль весь путь.