Там, где мы служили...
Шрифт:
Витька не знал, да и не мог знать, что ждёт его впереди. И в этом была не его вина и даже не вина его командиров. Слишком многое было разбуждено и вызвано к жизни жуткой катастрофой Безвременья, слишком много трещин появилось в Мироздании, слишком велик был всплеск некрополя, порождённого мученической гибелью сотен миллионов человек и бессмысленным, но всё же страданием ещё большего количества других живых существ. Слишком живучи были багровые тучи, казалось, изгнаные из мира верой и трудом людей и светом Солнца.
А Витька — Витька просто увидел вдруг, когда лес расступился,
В следующий миг клетку ловко закинули и задёрнули то ли тканью, то ли, скорее, большим кожаным пологом. Наступила покачивающаяся темнота. Махди взвыли — нечленораздельно, истошно — и Витька рявкнул:
— Заткнулись!
Они умолкли — очевидно, северянина, находящегося рядом, боялись всё-таки больше, чем чудищ за пределами клетки и темноты. Клетку несли — быстро. Ни запахов, ни каких-то внятных звуков снаружи не доносилось, сколько Витька не напрягал слух.
Пирамида. Пусть и грубая. Ни единого жилого здания, ни единой хижины — может, эти существа и вовсе живут на деревьях; огня они, во всяком случае, точно не знают! — но при этом затраты времени и труда на этот холм. При том, что нигде по дороге Витька не видел выходов камня. Так работают, если строящаяся вещь очень нужна. Нужней бытовых удобств. Или…
Или если кто-то заставляет работать. Может быть, даже не утруждаясь пояснить работающим — что и зачем они делают.
Клетка остановилась, опустилась. Полог отдёрнулся — и Витька невольно зажмурился. По глазам резанул алый свет… и это был свет ламп.
Да, ламп. Длинные, мрачновато, но ярко светящие длинные трубки шли по стенам по обе стороны от уходящей куда-то вниз лестницы. А слева и справа прямо рядом со спуском, на каменной чёрно-серой стене…
…Сперва Витьке показалось, что на стене висят зеркала. Потом он присмотрелся и понял, что это не «настоящие» зеркала, а — диски из полированного металла. Странного металла. В глубине его словно бы переплетались дымные спирали. Движущиеся дымные спирали. Танцующие, живые, неостановимые… Возможно, так металл отражал алый ламповый свет. По крайней мере, Витьке хотелось так думать.
Не могло же в самом деле что-то двигаться внутри зеркал?
Четыре мутанта возились с клеткой, и вскоре вся передняя стенка оказалась снята. Дальше полукругом стояли ещё не меньше десятка этих существ, выставивших копья. Забиваться в угол было глупо и стыдно. Витька вылез наружу, с невероятным удовольствием, которое ничто не могло перебить, потянулся, выпрямляясь в рост. За его спиной тем временем сняли ремень, которым он был привязан к клетке — свободен, что ли?! Витька самоутверждающе огрызнулся на протянутые к нему конечности:
— Лапы! — и удивился, когда те в самом деле отдёрнулись. Тычки копьями в направлении лестницы недвусмысленно показали, чего от него хотят и куда ему надо идти. Потирая полоску от ремня на шее, Витька пошёл — пошёл послушно. Теперь он испытывал удивлённое любопытство — более сильное, чем страх и злость.
А, ступив на лестницу,
Ступеньки.
Хвостатым коротконогим тварям ростом в две трети человеческого по таким ступеням ходить — заниматься глупым самоистязанием.
Ступени были сделаны для людей.
Лестница оказалась короткой, и навстречу распахнулась дверь — бесшумно открылись внутрь какого-то помещения каменные створки. Витьку толкнули в спину — но ни один из мутантов за ним не последовал. А Витька сделал шаг, потом — ещё один, поспешный, потому что двери так же тихо и плавно закрылись — и оглянулся.
Он находился в… лаборатории.
— Name itself.
Слова были полупонятны. И только в следующую секунду Витька, почему-то ожидавший слов на родном языке, понял, что с ним говорят по-английски.
«Назови себя». Но он молчал, изумлённо разглядывая уже даже не небольшое хорошо обставленное лабораторное помещение, но — хозяина помещения.
Он стоял около стола, на котором были разбросаны бумаги, вроде бы фотографии, плавно вращался сам по себе небольшой глобус. Молодой мужчина в чёрном тонком свитере, таких же джинсах (на широком, украшенном золотом, поясе висели длинный нож и большой пистолет в поблёскивающей лаком деревяной кобуре) и сапогах из отлично выделанной кожи — рослый, могучий атлет при этом с красивым лицом, поразительно благородные и выразительные черты которого удивили Витьку. Длинные густые чёрные локоны перехватывала небрежная красная лента-повязка. Портили лицо человека только тонкие бледные губы широкого рта и большие холодные глаза, зеленовато-коричневые, как мутное плохое стекло. Он рассматривал Витьку пристально и безразлично. Может быть, это кто-то из бандитских главарей, сбежавших с севера? Но тогда что получается… что бандосы руководят и этими мутантами?!
Между тем человек у стола, видя, что парень молчит, повторил вопрос — уже по-русски, хотя Витька как раз собрался с мыслями и готов был ответить:
— Назови себя.
— Виктор Ревок, — коротко ответил Витька, заставив себя справиться по мере сил с изумлением и оторопью.
— Сколько тебе лет? — человек говорил по-русски так, словно язык был его родным. Пальцами левой руки он неслышно барабанил — не раздражённо или нервно, а так, рассеянно — по бумагам на столе. Витька заметил, что на безымянном пальце этой быстро и ловко движущейся руки посвёркивает массивное кольцо с большим тёмным камнем.
— Шестнадцать, — Витька кашлянул, прогоня из голоса неожиданый хрип.
— Ты русский?
— Русский, — Витька быстро бросил взгляд направо-налево — и теперь рассмотрел, что сбоку от входа на откидном столе лежат все его вещи.
И пистолет тоже.
— Зачем ты бросился спасать на реке того мальчишку? — человек не спускал с Витьки глаз. — Ты подготовленный солдат. Для Империй ты куда более важен во всех отношениях, чем он.
Витька ожидал чего угодно, только не этого вопроса. Который, к тому же, потряс и просто-напросто сбил его с толку откровенным идиотизмом. Поэтому Витька ответил не менее идиотским вопросом.