Там, где мы служили
Шрифт:
Из огненно беснующегося фонтана выкатилась черная пылающая коробка. Остановилась. Все.
Десять человек.
— Вон она, вон!
Джип двигался прямиком на «Элефант». Ствол безоткатки шевелился, около него склонились двое — не махди, и за рулем был не махди; Джек различил осатанелое загорелое лицо — лицо белого — под синим беретом, рот яростно дергался, раскрытый в крике…
— Густав! Густав! — Рыдающий от ярости голос Дика донесся сверху. — Достань его! Да бей же! Бей!
У-уввамп! Джип исчез в бушующем вихре напалмового пламени. Из черного огня шагнул горящий
Под прикрытием двух «Элефантов» стрелки ворвались на деревенскую окраину, где еще держались, пытаясь закрепиться, махди. Видно было, как стрелки группками, страшно быстро вламываются в дома, бросая перед собой гранаты…
— Все, — выдохнул Дик, сползая обратно и захлопывая люк. Посмотрел вокруг озверелыми белыми глазами и напустился на Густава: — Ты! Недоделок подзаборный! Ты почему не стрелял?! Сейчас бы они из нас стейков понаделали!
Густав глотнул, перегнулся, и его вдруг вытошнило на пол.
— У-а-у!
— Б…!
— С-сука-а!
— Додумался-а-а!!!
Кислый запах рвоты повис в воздухе.
— А почему все-то, почему все?! — возбужденно тараторил Джек, капая кровью изо рта. Он не обратил внимания на Густава. — Вон же уходят! Уходят же! Давить их! Давить!
В самом деле, не меньше полусотни бандитов, в основном кавалеристы, отчетливо уходили к голому черному лесу, стоявшему по колено в зеленой пене молодого подлеска. Ласло расшлюзовал дверь и, плюнув наружу, ответил:
— Да не уйти им никуда уже…
— Да как же?!.. — И Джек осекся.
Лесная опушка словно бы выдвинулась навстречу бегущим, и те начали заворачивать коней, сдерживать их, сталкиваться… Джек не сразу понял, что это…
— Ра-та! Та-та! Та-та-а!!! — прорезав шум, пропел горн.
И Джек только теперь сообразил, что это не опушка… а плотный строй кавалеристов. С шага они перешли на рысь… на галоп…
— Ра-та, та-та, та-таааа!!! — над строем выплеснулось бело-алое знамя с вензелем, который Джек уже видел —
…Партизаны рубили бегущих с ходу, и высверки длинных палашей казались вспышками молний под низким брюхатым дождем, хмурым небом.
— Вот кому под руку храни Господь попасть, — сказал Жозеф. — Что там наши БМП…
Джек склонен был согласиться. Строй распался между тем, партизаны гонялись за спешившимися, пытающимися безуспешно сдаться, еще сопротивляющимися… и рубили. Рубили. Рубили.
Небрежно-быстрыми, прочти незаметными движениями… но при каждом ударе выбрызгивала кровь, и жертва падала наземь ничком, вскинув руки.
— Выбираемся, — сказал сверху Иоганн.
Воздух снаружи был относительно свежим. Но вдохнуть его все равно было наслаждением — он пахнул землей и близким дождем…
— У тебя губы разбиты, — сказал Ласло, толкнув Джека в бедро.
— Да это же ты мне и въехал, — Джек облизнулся и зашипел. — Слушай, а что с тем ирландцем стало?
— С каким? — отвлекся Ласло от фляжки с водой.
— Ну
— А, с Клуриханом? — Ласло вытряс на лицо остатки воды. — Клурихан перевелся в Ирландский Корпус.
— Смотрите, это к нам! — удивленно воскликнул Андрей, спрыгивая с брони.
Из деревенских домов выбегали люди. И бежали к штурмовикам и стрелкам, стягивавшимся к околице. Впереди со всех ног неслись дети. За ними бежали женщины.
Джек лично ничего не успел понять, как уже оказался окружен по-разному одетыми и кричавшими на разных языках людьми. Женщины тянули к солдатам детей, умоляя только дотронуться — только дотронуться! Мальчишки лезли на броню и цеплялись за руки и оружие. Седая старуха с растрепанными волосами долго проталкивалась к солдатам и, протолкавшись-таки, с криком по-итальянски «Спасители!» упала на колени перед О'Салливаном.
— Встаньте, миссис, встаньте… — растерянно бормотал тот, пытаясь поднять старуху, и Джек вдруг заметил, что глаза у насмешливого, бесшабашного сержанта блестят. Но уже многие кланялись и целовали оружие солдат — видимо, остановить это было нельзя.
— Вы нас спасли, — сказал по-немецки высокий, прямой старик. — Простите женщин, от них много шума… но они искренни. Вы спасли нас и наших детей… — Подбородок его затрясся, и старик поспешно отвернулся.
— Коснитесь его! — Молодая женщина, крича по-шведски, протягивала ребенка ошарашенному Ласло. — Коснитесь его ради нашего и вашего будущего, пусть он вырастет таким же бесстрашным и сильным, как вы!
Другая женщина — тоже не старая, но уже полуседая — обняла Джека, со слезами твердя по-английски:
— У меня тоже был сын — мой третий мальчик, он был похож на тебя! Дай мне насмотреться, ты похож на него… очень похож… Когда пришли эти, — она с отвращением, с ненавистью плюнула, — он ушел и уже не вернулся… его принесли мертвого, и он лежит там… — кивок в сторону домов, — в этой земле он хотел найти новое, но нашел лишь смерть… Но ты — ты будь счастлив, мальчик, и пусть будет счастлива твоя мать, и будет счастлива наша земля, которая рождает таких детей! Вот, возьми — это моего сына… — Она надела на шею Джеку серебряную цепочку с молоточком-медальоном.
Юноша ощутил растерянность, жалость и какое-то неопределенное, но очень приятное чувство при виде всех этих людей, окруживших солдат и машины. Это были переселенцы со всех концов мира, которые и правда хотели найти на земле Африки новую родину, а едва не нашли общую смерть. Как можно так — устремиться напропалую в места, где еще не окончена война? Надо же… А он-то и в самом деле был для этих людей спасителем, ни черта себе! Глядя вокруг, Джек подумал еще, что вот это, наверное, и придает войне что-то высокое — мысль, что ты защищаешь кого-то, а не просто сражаешься. Особенно когда это вот так зримо — детские радостные лица и вера, смешанная с благодарностью, в глазах их матерей. «Благородный рыцарь, вот ведь…» — посмеялся над собой Джек… но смешок увял на корню, потому что девочка лет восьми обняла его за пояс и уткнулась в живот, в жесткий керамический вкладыш под пятнистой пилемой.