Там вдали, за рекой
Шрифт:
– А-а!
– обрадовался Женька.
– В светлое завтра России! Мы встретим его во всеоружии. Создадим свои цеха культуры. Будем коллективно посещать театры, выставки, организуем здоровые игры...
– Будут сейчас тебе игры!
– пообещал Санька и опять было сунулся вперед, но Степан оттер его плечом и спросил:
– У тебя батя кто, гимназер?
– У меня?
– удивился Женька.
– Врач. А какое это имеет значение?
– Доктор, значит...
– Степан упорно не желал изъясняться Женькиным высоким слогом.
– Дышите,
– Но какое отношение это имеет...
– попытался возразить Женька, но Степан перебил его:
– Может, мне с тобой под ручку разгуливать? Я с тринадцати лет своим горбом хлеб зарабатываю! Ты кому пришел красивые слова говорить? Им?!
– Он обернулся к очереди и увидел Глашу. Она только что подошла и остановилась рядом с тетей Катей и женщиной в темном платке.
Женщина погрозила Степану пальцем, он отмахнулся и крикнул:
– Иди сюда, Глафира!
Глаша нерешительно повела плечом, а тетя Катя поджала губы и заметила женщине в платке:
– Твой-то, поперечный... Раскомандовался!
Женщина в платке не ответила, только вздохнула, а тетя Катя сердито обернулась к Глаше:
– И не вздумай ходить.
Глаша перекинула косу за спину и пошла к лабазу.
Лицо у тети Кати покрылось пятнами, женщина в платке покачала головой и беззлобно сказала:
– Все они поперечные...
Глаша остановилась у дверей лабаза, кинула быстрый взгляд на Женьку и спросила:
– Звал, Степа?
– Звал, - буркнул Степан и крикнул Женьке: - Вот! Попробуй скажи ей... А ты знаешь, что она...
– Не надо, Степа...
– быстро сказала Глаша.
– Надо!
– жестко ответил Степан, и на скулах у него заходили желваки.
– Без отца с матерью она росла. Подкинули добрым людям - кормить было нечем! Ты небось про подкидышей только в книжках читал? Вот, смотри!..
Глаша метнулась к нему, серые глаза ее потемнели, она закусила губу, вскинула голову, хотела что-то сказать, но не смогла, задохнулась от обиды и гнева, повернулась и медленно пошла вдоль улицы мимо очереди у булочной, мимо домишек с подслеповатыми окнами, мимо серых от дождей, покосившихся заборов, и было видно, как опустились у нее плечи, сгорбилась спина и, наверно, потому такими длинными казались руки.
Степан только головой мотнул - так жалко вдруг стало ему Глашу - и, злясь на себя за эту ненужную, как ему казалось, жалость, рассвирепел окончательно, схватил Женьку за ворот рубахи, притянул к себе и, заглядывая в Женькины растерянные глаза, заговорил коротко и резко, будто камни кидал:
– Ты что тут про Россию стрекотал? Светлое завтра, добро, братство! А что сегодня делается, ты знаешь? Контра жмет! А ты что сулишь? По театрам ходить, игры какие-то придумывать... Ты кто есть? Скаут? Юк?
– Союз учащихся, - с трудом выговорил Женька.
– Нет такого Союза!
– закричал
– Есть!
– подбирая фуражку, крикнул в ответ Женька.
– Развелось вас... как вшей!
– зло выругался Степан и оглянулся на очередь у булочной.
Санька нетерпеливо топтался за его спиной, и лицо у него было такое, что Женьке стало ясно: сейчас будут бить.
– Степан!
– крикнула из очереди женщина в темном платке.
– Ну-ка, иди сюда!
Степан подернул плечом и шагнул к Женьке.
– Кому сказано!..
– Женщина в платке вышла из очереди и направилась к Степану.
– Проваливай, пока цел!
– процедил сквозь зубы Степан.
– Я сегодня злой.
– Грубо!
– Женька выбил фуражку о колено.
– Грубо и неубедительно!
Степан оглянулся на подходившую мать и почти ласково сказал:
– В другой раз будет убедительно. Это я тебе обещаю.
Женька пожал плечами, надел фуражку, повернулся к Кузьме:
– Идемте, товарищ Кузьма!
Кузьма, стараясь не смотреть в колючие глаза Степана, пробормотал:
– Пойду... Посмотрю, что там у них... Может, на работу пристроят...
– По дешевке купили?
– задохнулся Санька.
– Эх ты!..
– Никто меня не покупал...
– затравленно оглянулся Кузьма.
– Я учиться хочу. На механика. У меня руки по инструменту скучают. Я каждое утро просыпаюсь и гудка жду. А он не гудит! Куда податься?..
Он подождал ответа, махнул рукой и пошел за Женькой, все убыстряя и убыстряя шаг. Степан и Санька молча смотрели ему вслед. Потом Степан сказал:
– Ладно... Я с этим механиком еще на узенькой дорожке встречусь... Увидел подошедшую мать и нахмурился, а та спросила:
– Бить, что ли, будешь?
– Еще как!
– кивнул Степан.
– Ну, а дальше?
– Чего дальше?
– исподлобья взглянул на нее Степан.
– Что ты ему кулаками докажешь?
– Она покачала головой и усмехнулась: - Больно у тебя все просто. Чуть не по-твоему - бей! И в кого ты такой? Отец вроде тихим был...
– Вот и заездили!
– буркнул Степан и оглянулся на Саньку: не любил, чтобы его домашние разговоры слушали посторонние. Но Санька сидел на тумбе и посматривал в ту сторону, куда ушли Кузьма с Женькой. Степан свистнул. Санька встрепенулся и вскочил с тумбы.
– Пошли!
– коротко сказал Степан.
– Теперь не догнать!
– с укором посмотрел на него Санька.
– И народу на тех улицах...
– Домой пошли, - прервал его Степан и поддернул штаны.
– Ты, маманя, тоже налаживайся. Нечего тут стенки подпирать!
– А хлеб?
– недоуменно глядела на него мать.
– Не привезут, - отрезал Степан.
– Время вышло.
– Нет уж, я постою...
– вздохнула мать.
– Дома-то ни крошки.
– Стой, если охота!
– пожал плечами Степан и вразвалку пошел по улице.