Тамара и Давид
Шрифт:
Предупреждение эмира о прибытии Мурзуфла с каким-то тайным поручением к султану и предстоящая встреча с ним на приеме сильно расстроили Сослана, и он в должной мере оценил всю важность оказанной ему эмиром услуги.
— Клянусь моей родиной, у меня найдутся сокровища, которыми я смогу выразить тебе свою благодарность! Какая бы беда не постигла тебя в сей временной жизни, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, то ли мечом, то ли золотом. Клянусь моим покровителем, святым Георгием, что мы, иверийцы, так же нерушимо храним верность в дружбе, как вы храните свои клятвы, и так же, как вы, презираем вероломство и измену. Прошу тебя еще об одной услуге! Помоги мне узнать, где находится мой
Эмир не без удовольствия выслушал горячую речь Сослана, которая вполне соответствовала его понятиям о дружбе и поднимала пленника в его глазах.
— К сожалению, отважный ивериец, я твоей просьбы исполнить не могу, — с грустью сказал эмир, — я не хочу подвергать тебя испытанию гораздо большему, чем прежние. Если ты прибегнешь к оружию в Дамаске, в этом священном городе, где обитает служитель божий, то тебе придется, вместо назначенного свидания с ним, потерять навсегда свободу и никогда больше не увидеть своей родины. Но вижу, что сердце твое смятено, и ты не обретешь покоя, пока не узнаешь о своем друге. Не беспокойся, у нас есть средства получить о нем достоверные сведения и найти иные пути к его спасению.
Он встал, дал знак страже, и через минуту явился невольник в разноцветной шелковой одежде, в парчовой чалме и с кинжалом, украшенным дорогой инкрустацией. Эмир на местном наречии весьма пространно что-то объяснял ему, на что невольник отвечал все время одной и той же фразой по-арабски: «Слышать — значит повиноваться!» — и, отвесив земной поклон, неслышно скрылся.
Эмир не объяснил ничего Сослану, видимо, предпочитая вести свои дела тайно, и затем удалился, сказав, что завтра утром он явится к нему, они вместе отправятся к султану.
В полном безмолвии и печальном одиночестве провел Сослан ночь, готовясь к предстоящему свиданию с Саладином, от которого была в зависимости его личная судьба, судьба Тамары и всего царства. Он искал ответа на все волновавшие его вопросы в тишине ночи, в сиянии ярких звезд, мерцающими искрами рассыпанных по небу, в неумолчном журчании золотого потока, в благоухании ливанских роз, напоминавших ему дворец в Исани в ту последнюю ночь, какую он провел у царицы.
ГЛАВА II
На следующий день после прибытия Сослана в Дамаск туда также явились франки с Гагели, получившие пропуск в резиденцию султана как официальные послы французского короля Филиппа, снабженные особыми полномочиями и доверительными грамотами.
Золото, с большой щедростью отпущенное Гагели на все расходы, связанные с путешествием, способствовало отменному расположению духа Густава Бувинского. Он проявлял невиданную энергию в пути, преодолевая всевозможные препятствия, быстро и легко разрешая возникавшие затруднения, устраняя все преграды с помощью золота, — так что они следовали в Дамаск без остановок и задержек и прибыли туда раньше, чем предполагали. Восхищенные красотой города, живописной местностью и той роскошью, какой была насыщена столица Востока, франки готовились ознаменовать свое пребывание здесь непрестанными пиршествами, разнообразными восточными развлечениями, приобретением оружия и драгоценностей, с беспечностью полагая, что Гагели обязан выполнять все их прихоти и желания, так как от них зависит освобождение его повелителя. Поэтому они не торопились выполнить свою миссию, и пребывали в приятном бездействии, желая тем самым удлинить сроки своего пребывания в Дамаске.
Между тем Гагели, мучимый неизвестностью, тщетно старался разузнать, где находится Сослан, прибыл ли он в Дамаск вместе с султаном или же остался в его лагере на Кайзанских горах,
Мелхиседек, несмотря на все свои старания, также не нашел никого из стражи во дворце, кто мог бы за хорошую взятку дать ему сведения о пленнике. И оба они, терзаемые беспокойством, однако опасались действовать открыто, чтобы не возбудить подозрения сарацин.
Сгорая от нетерпения выяснить все подробности пленения Сослана, Гагели в то же время вынужден был сносить беззаботную праздность своих спутников, отнюдь не торопившихся начать хлопоты о свидании с Саладином.
Его мучения стали совсем невыносимыми, когда, проезжая однажды с Густавом по городу, он встретил Лазариса, проводившего их долгим и странным взглядом. Казалось, что грек нисколько не удивился неожиданной встрече, а только был рассержен, увидев его одного с франком, без иверского царевича.
Гагели успел заметить, что Густав небезразлично отнесся к встрече с Лазарисом и обменялся с ним коротким, но многозначительным приветствием, обозначавшим, что они встречались где-то при иных обстоятельствах, но остерегались при посторонних обнаруживать свое знакомство.
Эта встреча еще более обеспокоила Гагели, внушив ему подозрение, что Лазарис каким-то образом был предупрежден о его приезде и что-то знал о Сослане. Размышляя обо всем этом, Гагели пришел к твердому убеждению, что появление Лазариса в Дамаске было подготовлено и преследовало темные цели. Гагели сразу лишился покоя и привычной рассудительности. Он решил поторопить своих ленивых, нерадивых спутников и заставить их скорее закончить начатое дело. За время пути он хорошо ознакомился с нравами и привычками сопровождавших его франков и понял, что у них было только одно желание:
— Выманить у него как можно больше золота и подольше не возвращаться в Акру.
Видя, что он сам был причиной их праздности и своими щедрыми подачками приучил жить широко и развлекаться на чужой счет, Гагели подумал, что самое лучшее заставить рыцарей самих изыскивать средства к легкому существованию в Дамаске. На очередное требование Густава дать им деньги Гагели ответил учтивым, но твердым отказом.
— Храбрые рыцари! Как вам известно, я не жалел золота, чтобы вы совершили свое путешествие с приятностью, ни о чем не заботясь и ни в чем не имея недостатка. Но средства мои иссякают, а судьба пленника может иметь зловещий конец, если мы не поспешим с его освобождением, и мы должны спешить с выполнением поручения короля Филиппа.
Ответ Гагели заставил Рауля вспыхнуть от раздражения и досады, и он, не стесняясь, осадил его.
— Не твое дело вмешиваться в наши переговоры с султаном и назначать сроки для нашего свидания с ним! Мы сами знаем, когда нужно освободить твоего господина, и обойдемся без твоей помощи.
Резкий окрик Рауля вывел из равновесия Гагели, который терпеливо сносил всю дорогу придирки и насмешки франков, но теперь готов был жестоко наказать зарвавшегося обидчика, не думая о дальнейших последствиях своего поступка. Он бы не удержался и ударил Рауля, но вдруг заметил холодный, как бы подстерегающий взгляд Густава. Рука Гагели застыла: трезвый рассудок взял верх над гневной вспышкой, и он вдруг отчетливо увидел всю безвыходность своего положения. Все бумаги и грамоты с пропусками и разрешениями находились у Густава, в случае ссоры он, не задумываясь, предал бы его мусульманам. Гагели не только не получил бы доступа во дворец султана, но, не имея документа, разрешавшего ему въезд в Дамаск, он как перебежчик или, того хуже, как лазутчик немедленно был бы заключен в темницу. Это ужасное предположение заставило Гагели моментально измениться, принять вид грубоватого, придурковатого слуги, с которого нельзя было много взыскивать и требовать.