Танат
Шрифт:
Начнём с самого очевидного – кожа у меня осталось лишь на голове. Димортул давно спал, силы иссякли, потому он и подкрепился мной. Строго по вложенной в него инструкции. Её кто писал, биолог-каннибал? Плюс ему надо было залечить мои смертельные раны. То есть эта тварь сожрала не самые ценные мои части, но зато отчасти залечила повреждения, которые были несовместимы с жизнью. До уровня, когда я точно не сдохну. Твою то...
И теперь мы неразрывно связаны до периода восстановления запаса жизненных сил. Тогда доспех сможет перестать играть роль средства поддержания жизни
– Зашибись. Нет слов, – произношу вслух. То есть я добровольно засунул себя внутрь монстра и каннибала, меня частично объели, но эта же машина смерти и поддерживает во мне жизнь. И может восстановить мне тело, но для этого ему нужно регулярно и, что самое интересное, очень хорошо кушать. Пока он слегка перекусил. Слегка?
Оглядываю сцену побоища и насчитываю более чем полтора десятка тел. Это ты называешь лёгким перекусом? Что тогда будет, если не получится найти еду?
Ответ меня не радует. Эта тварь будет сосать жизнь из меня. И когда я сдохну, она снова впадет в спячку. Пока не появится новый и более хороший хозяин. Говорит мне это, вернее транслирует эмоции, монстр без капли сожаления.
– Куда я попал?
Вопрос конечно риторический, но ответ я получаю. Сейчас мы конкретно находимся в шпиле перерождения – здании со множеством колыбелей для прибывших странников. А это место вроде арсенала для вестников. Я выгляжу как вестник, потому и смог подключиться к подходящей к моему телу версии димортула.
– Что? Ты меня понимаешь?
Понимает мои слова, но не меня. Предыдущий хозяин не был таким...
– Давай без оскорблений. Считай, что времена меняются. Сам, как мы выйдем, все увидишь. И давно у тебя был хозяин, который тебя хоть так, как я кормил?
Попутчик, как я его теперь зову, замирает, а потом начинает считать. Тут мне становятся известны местные меры времени. Бит равен одному удару сердца, но в моей памяти всплывает другое название – секунда. Сто битов составляли малый цикл, и это эхом отозвалось, как что-то равное почти двум минутам. С каждым названным отрезком времени я вспоминал нечто забытое. И тут копание в памяти почему-то больше не отзывалось вспышками боли. Какая-то очень уж избирательная у меня блокировка воспоминаний.
Тысяча малых циклов, сто тысяч битов, составляли суточный цикл. Или десять стандартных циклов – главная местная мера исчисления времени. Запомним.
Суточный цикл – это примерно на одну шестую больше неких привычных мне суток. Тысяча циклов составляла оборот. Вот, а это почти три каких-то года. Хотя нет, чуть больше. Три и примерно семнадцать сотых года, если я правильно всё перевёл. Мозг в моём новом теле явно очень хорошо и быстро считает.
Стоп, как-то я странно о своём котелке подумал. Хм, я не считаю его вместилищем моего сознания? Видимо да. Интересно, а почему? Будто это знание прошито в моей памяти. Как знание местного языка, который я недавно изучил. Мыслю то явно на другом языке. Не таком рычащем и без массы шипящих звуков.
Тут Попутчик закончил что-то и сказал, что хозяина у него нет примерно двести шестьдесят три оборота. Да он
– Стоп. То есть ты больше семи-восьми сотен лет провел в хранилище? А тебя не очень смущает, что здесь так долго никого не было? Не слишком ли долго ты пролежал на вечном хранении?
Попутчик молчит, но я ощущаю его мысли. И ему... страшно. Не могло пройти столько времени. Что-то произошло. И я, вспомнив провал в стене шпиля, склонен с ним согласиться. Здесь не просто так царит запустение. Это место заброшено уже очень давно. Да что тут произошло?
Глава 4
Что-то мой таинственный Попутчик, обитающий внутри димортула, стал подозрительно тихим. Видимо осознание того факта, что он провёл в хранилище несколько столетий сильно его пошатнуло. Чем-то его реакция напоминает мне поведение Хранителя. Сначала точность машины, когда он упоминал число оборотов, а потом шок как у живого существа.
Следует понимать, что всё местные «механизмы», как я их про себя называю, на самом деле живые создания. И управляет ими вполне обычное и привычное сознание, а не некий «искин» или «нейросеть», как их назвал голос из глубин моего подсознания.
Хоть и нет у меня памяти, но я стараюсь хоть как-то подогнать всё увиденное здесь под своё восприятие. И это ещё раз подтверждает то, что данное место, город и мир мне абсолютно чужие. Отсюда и цель, которую я, чуть подумав, ставлю для себя основной – сбежать из этого места, покинуть его и понять, что со мной произошло.
И эта мысль так отозвалась у меня где-то внутри, что описать сложно. Мне просто хочется покинуть этот дурдом. Если я хочу уцелеть и просто выжить здесь, то мне такая задача максимум подходит. Даже если это несбыточная мечта. Тогда определимся с дальнейшим планом действий.
Говорят, что выход часто там, где и вход. Вот только я не знаю, как именно сюда попал. Умер, судя по всему. Вот только не думаю, что если брошусь через тот провал вниз головой, то окажусь в более идеальном мире.
И ведь не могу вспомнить, как было раньше из-за весьма интересной защиты, которая встроена в мою голову. Да, я в прямом смысле имею ввиду ту боль, что пронзает мою голову тогда, когда я пытаюсь вспоминать. Это, с учётом того, чему меня обучал Хранитель, наводит пока лишь на одну мысль – похищение. Кто-то похитил меня, как и многих других, закрыл воспоминания, а потом заставил быть чем-то вроде того самого «нейромодуля» внутри тел этих биороботов. Ведь те оболочки в оламах можно легко менять. Сам это пережил, хотя и не понял, как был произведён перенос.
Тогда вижу следующий очень хороший вопрос. Звучит он так – где моё родное тело? Что с ним случилось после того, как меня переместили в ту больную оболочку? Мертво, если первое моё сумбурное воспоминание относилось к последним мгновениям жизни? Или оно целиком перемещено в этот странный город и болтается где-то в оламе? И, самое главное, как давно это было? Да, что-то мне страшно узнать ответы на эти вопросы. Если тот-же Попутчик проспал примерно восемьсот с гаком лет, то сколько я был без сознания?