Танец для ледяного мага

Шарэль Ти

— А раньше так нельзя было сделать?

Он пожал плечами:

— Ты не просила.

Разбираться я не стала. Дождалась, пока провернется ключ, и заскочила в темноту за дверью.

— Иди, Инга, мы будем ждать снаружи, — крикнул вслед Сержио и закрыл дверь, отрезая меня от шума и света улицы.

Оказавшись в одиночестве, я сразу вернула себе свой облик, как и раньше, испытав при этом приток магических сил. И тут же с досадой поняла, почему охранник на входе так странно смотрел и реагировал. Боги, я же не говорю по-испански! А значит, обратилась к нему по-английски. Правду говорят, что дьявол — в деталях. Спасибо Сержио, что вмешался, хотя мог бы

предложить вариант с воздействием раньше. Но чем лучше я узнавала Сержио, тем больше понимала, что каждый его поступок выверен и взвешен. В этом он очень напоминал мне собственного отца. Возможно, мой бывший начертанный специально тянул время, заставив нас с крестным раскрыть свои способности. Да и Мэтта он не особо жалует.

Эти мысли промелькнули в голове и упали на дно сознания. Я торопливо включила фонарик на брасе и мазнула шедшим от запястья лучом по стенам. Свет выхватил высокую черную фигуру, и я испуганно вскрикнула. Потом до меня дошло, что это египетская статуя божества. Кажется, Анубиса, но я не мама, в истории и мифах не сильна — могу ошибаться.

Повела фонариком дальше, и свет утонул в черном широком проеме. Поспешила вслед за лучом, но быстро поняла, что ошиблась. Узкой полоски света хватало, чтобы увидеть металлические ряды стоек для одежды. Гардероб.

Вернулась обратно и позвала:

— Мэтт!

Вышло тихо и испуганно. Я кашлянула и крикнула уже громче:

— Мэтт! Где ты?

Крик как будто впитался в темноту. Странное, пугающее ощущение. Я крутанулась вокруг себя, выискивая выход, и луч провалился в новую нишу. Отчаянно надеясь, что это зрительский зал, я рванула туда.

Это был зал, но, боги, он казался бесконечным. Фонарик не дотягивался до сцены, рассеиваясь где-то по пути. Ближайшие столики и диваны по бокам были пусты. Я поспешила вниз, крутя брасом и головой по обеим сторонам прохода. Казалось, что широким, оббитым ковролином ступеням не будет конца, и я уже целую вечность бегу, осматривая диваны. Неужели охранник был прав? Неужели клуб действительно пуст? Запретив себе об этом задумываться, я продолжила спуск. Еще несколько ступенек, и я упёрлась в ограждение сцены. На ближайших диванах также никого не было.

Удушливая темнота будто отделилась от стен, захлёстывая меня отчаянием и страхом.

— Мэтт! — закричала я во весь голос, — прошу тебя! Мэтт!

Я не знаю, о чем просила и сколько простояла около сцены, крича и впиваясь безумными глазами в темноту, иногда затихая, в крошечной надежде услышать ответ. Внезапно луч браса от запястья, которым я практическим бездумно водила по сторонам, отразился от чего-то на уровне второго этажа. И мысль, как озарение. Вип-зона! Насколько я помнила, она была во всех клубах Мэтта, и, наверняка, он выбрал ее, желая остаться в одиночестве.

Окрыленная встрепенувшейся надеждой, я побежала по ступенькам наверх. Потом поняла, что мне что-то мешает и с недоумением воззарилась на свои ступни, еле видимые в темноте и по-прежнему обутые в туфли. Торопливо скинула мешающую мне обувь и рванула еще быстрее. Лестница в вип-зоны должна быть где-то сбоку. Справа или слева? Я добежала до одной стены. Не нашла. Взвыла от досады и помчалась к другой. Есть!

Хватаясь за перила и перепрыгивая через ступеньки я за несколько мгновений оказалась наверху. Но луча браса было недостаточно, чтобы понять, какая из череды одинаковых дверей мне нужна. Узкий коридор, с выходящими в него дверьми, напоминал один из моих детских кошмаров, а в неверном свете фонарика оживали и двигались статуи древних богов, стоящие между комнатами.

Взгляд

зацепился за черную щель между створкой и косяком одной из дверей. Я подскочила к ней и распахнула. Сердце радостно скакнуло в груди, потому что сначала мне показалось, что я нашла любимого. В комнате пахло его парфюмом, а еще свежим, хрустящим морозом. Его личный, неповторимый запах. Я быстро провела лучом по диванам, безумно надеясь и одновременно отчаянно страшась. Лишь бы найти! Только бы не опоздать!

Но бешено колотящееся сердце замедлило свой ритм почти до полной остановки. Комната была пуста. Не веря, я вновь и вновь осматривала мебель, а потом и пол. Все напрасно, любимого здесь не было.

Я привалилась к стене и жалобно завыла. От страха и безысходности, от жалости к нам обоим и отчаяния, от любви, что разрывала мне душу. Сползла по стене, рыдая и задыхаясь. Спину что-то больно царапнуло, и я снова закричала. На этот раз от боли в ослепленных глазах. Выключатель.

Перестала плакать в один миг, дав себе воображаемую пощечину. А следовало бы настоящую. Я работала в нескольких клубах Мэтта, и каждый раз аппаратная комната была на втором этаже. А в ней пульты с освещением! Я выскочила в коридор, который теперь, благодаря свету, вырывающемуся из-за спины, выглядел вполне мирным и достаточно освещенным. Нашла дверь в аппаратную по надписи «solo personal» и сразу ринулась к пультам.

Один за другим начала щелкать тумблерами, с надеждой бросая взгляды на окно перед пультами. Наконец, один из переключателей высветил сцену, давая достаточно освещения, чтобы был виден и портер. Я прильнула к экрану, перегнувшись через пульт, но не видела столиков. Все-таки это окно было необходимо для контроля происходящего на сцене, а не в зале.

С гулко стучащим в висках пульсом, я побежала обратно в приват-зону, помня, что в «Созвездии» из нее был великолепный обзор. Выключила свет и приникла к стеклу, торопливо оббегая взглядом цепочки столиков.

На первом ряду, почти у самого края, откинув безвольную голову со спутанными волосами назад, лежал Мэтт. Я не видела его, когда стояла в темноте у сцены. Туда просто не дотянулся мой слабый фонарик. Зато сейчас страшная картина впечаталась в сознание и стояла перед глазами, когда я огромными скачками, чудом не переломав ноги, неслась вниз.

Одинокая, будто изломанная фигура, почти белая из-за падающего на нее яркого света со сцены. То, как он сидел, не наводило мыслей о сне, ни в одном изгибе его тела не было покоя. Только боль. Страшная, выворачивающая конечности из суставов, уносящая человечность и превращающая мужчину в дикое, загнанное в угол опасное существо.

Я оказалась около любимого спустя несколько мгновений. На секунду застыла, не зная, что делать, потом взгляд упал на черные кисти рук, скрюченные судорогой пальцы, и я закричала, бросаясь ему на грудь.

Я целовала губы, покрытые льдом, как глазурью, ледяные твердые щеки, закрытые веки и с каждым касанием все отчетливее понимала, что живой человек не может быть таким холодным. Ледяное оцепенение как будто передавалось и мне. Дыхание с хрипом и паром вырывалось изо рта.

— Очнись, пожалуйста! Я люблю тебя! Вернись, — вперемешку с именем любимого, шептала я. Рванула рубашку на его груди, приникла щекой, пытаясь уловить хотя бы еле слышный стук, но, из-за собственного громкого дыхания и бешено стучащего сердца, не могла понять бьется ли сердце у него. Начала целовать кожу на груди и шее, дуть на нее, стараясь согреть любимого остатками собственного тепла. Но этого было недостаточно.