Танец над вечностью
Шрифт:
— Тогда вам лучше спросить об этом у него, — отрезала Шарлотта.
— Спрошу. Тайные движения человеческой души не всегда можно распознать, но почти всегда можно оценить, исходя из предыдущего опыта. Ваш сын вполне мог унаследовать порочные склонности отца, поэтому я…
— И что же вы хотите узнать?
— Ежения. Она ведь была первой любовью вашего мужа?
Шарлотта оторвала пристальный взгляд от груды осколков, которую разгребали рабочие, и повернулась ко мне.
— Понятия не имею.
— Она была танцовщицей? Как Алиса? Или как… Ева?
На бледном
— Да, она танцевала в Императорском театре. Блистала.
— Она похожа на Алису? Фрон Рыбальски упомянул, что вы ездили к ней…
— Алиса — дурновоспитанная наглая девица. Ничего общего с Еженией. Та хотя бы была из хорошей семьи.
— Еще раз простите мою настойчивость, но вы виделись с Алисой как раз в ту ночь, когда исчезла Ева?
— Да.
— О чем вы говорили?
— Говорила в основном она. Рассказывала, как любит моего сына, как мечтает выйти за него замуж. Выскочка, без роду и племени, без копейки за душой…
— А разве ваш брак с Рыбальски не был тоже в какой-то мере… неравным? Вы вышли за него по большой любви? Или… по расчету?
Шарлотта разглядывала меня отстраненно, словно нелепую букашку у себя под ногами, и по ее темным глазам было совершенно невозможно понять, о чем она думает. Молчание затягивалось, мне ясно давали понять, что ответа ждать бесполезно. Я нахмурился и спросил напрямую, отбросив лукавство:
— Фрона Рыбальски, вы ревновали своего мужа к любовницам?
Теперь она уже не стала скрывать улыбку, презрительную и усталую.
— Нет.
Ее ответ был подобен камню, безнадежно рухнувшему в ледяную прорубь.
Рыбальски казался искренне расстроенным и раздосадованным, хотя украдено было немного: шкатулка с фамильными драгоценностями и три сотни золотых. Бумажные банкноты, которые были в ходу в империи, грабитель не взял. Капитан Чапка намеревался выставить меня из кабинета, но неожиданно вступился офицер Матий. Меня пропустили. Рыбальски сидел за столом, потерянно двигая взад-вперед музыкальную шкатулку, из которой доносилось лишь бессмысленное дребезжание.
— Зачем? Какое варварство! Капитан, ты найди мне, слышишь? Найди этого мерзавца! Нет, главное найди… Драгоценности найди.
— Найдем, — тяжело обронил капитан и почесал подбородок. — Как понесет их продавать, так сразу и схватим лапушку. А охранная система-то исправно сработала, умельцы из гильдии не подвели.
— А толку? Ты мне хотя бы колечко с яхонтом найди, ладно? То самое, хорошо?
— Все найдем, не беспокойтесь. А вот почему собаки тревогу не подняли, это непонятно… Или кто из своих? А обвал тогда из-за чего?
Офицер Матий подошел ко мне и тихо шепнул:
— Пошли, кышастик, поговорим на воздухе, пока твоя лысая подружка не нарисовалась.
Кажется, рыжий сыскарь придумал мне новую кличку.
Он остановился на крыльце и указал на скелет оранжереи.
— В полтретьего ночи сработала секретная ловушка. Обитатели услышали вой сирены, а потом сразу грохот обрушившихся стеклянных перекрытий.
Офицер с наслаждением затянулся самокруткой и пустил колечко дыма.
— И что? Теперь вся винденская стража бросится на поиски несчастного воришки вместо того, чтобы ловить Вырезателей? — поморщился я.
— Несчастного? — прищурился Матий и похлопал себя по карманам. — Ну-ну… Узнаешь?
Он держал на цепочке мои карманные часы со смятым корпусом, покрытые засохшей кровью, но все еще исправно идущие.
— Откуда они у вас?.. — оторопел я, забирая их.
— Нашел в обломках, — сыскарь сплюнул на снег и покачал головой, разглядывая меня. — Тебя хотели подставить, кышастик. Слыхал я уже, как ты сцепился на набережной со своей бледной мухоморкой. Осерчала она на тебя, да?
В горле пересохло. Я откашлялся, отгоняя дым, и делано равнодушно ответил:
— Не понимаю, о чем вы, офицер. Часы я давно потерял, должно быть, когда был в гостях у Рыбальски. Мы пили кофе в оранжерее. А на набережной какая-то сумасшедшая…
— Не умеешь ты врать, кышастик, — перебил он меня. — Эти часы я видел у тебя на регате, уже после приема. Чего ты таишься? Или я чего про тебя не знаю? Ты больше не в сане, нет нужды послушным псом тащить эту падаль в зубах к церковному начальству…
— А чего вы таитесь, офицер? Или вы думали, что я поверю в ваше случайное появление здесь? Сели мне на хвост, чтобы поймать ее!
— Нет, не садился, — вдруг улыбнулся Матий. — Помню, как советник однажды сказал, что самые прекрасные цветы растут из дерьма. И если тыкнуть в самую вонючую кучку дерьма, то непременно попадешь в лучшую из лучших. В Цветочек. Она будет тут как тут, цвести и пахнуть. А Вырезатели — самая смердящая кучка во всем княжестве. Сипицкий оказался прав. Она здесь.
Я на мгновение онемел от возмущения.
— При чем тут Вырезатели? Какое отношение к ним имеет Хриз? Вы же сами сказали, что они давно орудовали, еще на территории империи!..
— Вот именно, что у имперцев. Сначала наводили ужас там, потом исчезли из вида, а теперь снова объявились. Только уже здесь, в княжестве, сечешь? Эх, кышастик, ну открой ты уже глаза, оглянись вокруг, — офицер выкинул самокрутку и обвел рукой окрестности. — Ёжик шишканутый, фроны и фронляйны, имперские деньги наравне с золотом княжеской чеканки, императорские театры и регаты на кубок Императора, чужая речь и красные мундиры на улицах!.. Да у половины города родня в империи, а вторая половина подкормлена и куплена с потрохами. Винден — лакомый кусочек для имперцев, особенно сейчас, когда в княжестве маразум кошачий что творится! Северяне грозят войной из-за случившегося с их воягом, а новый князь и не думает налаживать с ними отношения. На гаяшимцев надеется, вот только те себе на уме, хитры и осторожны. Они не станут заступаться за нас и связываться с империей, если та под шумок разгула разбойников на торговых трактах решит оттяпать у нас западные провинции! Начиная с Лемма и заканчивая Винденом! Еще и Алавийские горы с рудниками прихватят!