Танец Опиума
Шрифт:
— …и не пощадит противников Своих,— закончил за дурнушку Кисаме, не отрываясь от разложенного пасьянса. — Книга пророка Наума.
— Разве любой? — вернулась к изначальным баранам Сакура, все еще разглядывая сверкающие золотые буковки.
— Скажу даже больше: за места слуг тут глотки друг другу в своё время драли.
— Да за что тут драть-то? За эти ужасы? — И она снова глянула на ползущих к потолку сороконожек с человеческими головами.
— Сакура, Сакура, — осуждающе покачал головой мужчина. — Это рай. Горная местность — это чистый воздух, экология на высшем уровне. Кроме того, в этом Дворце жить — одно удовольствие. Думаешь, работники здесь ничего не трогают в отсутствие хозяев? Да чёрта с два! Они тут как короли живут,
Харуно ещё долго думала над словами Кисаме и решила для себя, что её ребенку тоже, пожалуй, лучше остановиться в Чёрном Дворце. Помимо всех уже упомянутых привилегий и плюсов, это место охранялось многим лучше, чем любое другое место жительство семьи Учих. Круглосуточный воздушный и пеший патруль охранял всю территорию в радиусе нескольких десятков километров. С уверенностью можно сказать, что это место чуть ли не самое безопасное в мире, и любая опочивальня президента только обзавидуется.
А вот что касалось её собственной опочивальни, то ночевала Сакура одна в достаточно высоком местечке, название которому было Башня Морфея. То было заслуженно самое лучшее место для ночлега во всем Черном Дворце, ведь некогда именно здесь коротали ночи напролет в своих спаленках юные братья Учиха.
Башню не обеспечили лифтом или другим подъемным устройством, а потому на высоту в пять этажей Сакуре приходилось подниматься пешим ходом, по спиральной лестнице. Стены были обложены мраморными кирпичами, разрисованными в шахматном порядке. Тематика изображений менялась от самого Сонного Холла до плотно закрытого массивного люка в потолке, ведущего в мини-обсерваторию — под самую заостренную крышу, и рассказывала о долгом пути эволюции. С первых ступенек можно было наблюдать бактерии и простейшие, а уже с двадцатой — сложные организмы. Завершением башни служил вход в обсерваторию Итачи. Идеальный круг люка стал пристанищем изображения Витрувианского человека Леонардо да Винчи, а от него по потолку тянулись лучи солнца, как напоминание о том, что именно Homo sapiens – венок творения и Господа, и Природы, и всей Вселенной в целом.
«Немудрено, что они выросли такими умными и надменными, — подумалось Харуно. — Они росли и жили долгое время в том, что восхваляет и превозносит их над всеми остальными!»
Обсерватория представляла собой просторное помещение, заставленное книжными шкафами, на полках которых было неисчисляемое количество книг по астрономии, а также научных трудов различных деятелей науки выше упомянутой сферы. Большой стол, исчирканный, с вмятинами на столешнице от ручек, карандашей и циркулей. Во внутренних его ящиках находились старые письменные труды Итачи: наблюдения, вычисления и рисунки созвездий и далеких галактик. Всё аккуратно осталось лежать в нетронутом виде там, где и оставил удивительный владелец этой обсерватории.
Сакура с удивлением отмечала про себя, что здесь остался даже собственный запах Итачи, несмотря на старание слуг. Всё здесь дышало интересами юного Учихи, жило его мыслями, фантазиями,
Помимо обсерватории, которую Харуно, естественно уже исследовала вдоль и поперек, в Башне Морфея были еще две спальни, одна из которых располагалась у самого люка и, как следствие, принадлежала Итачи, а вторая — чуть ниже, и являлась собственностью Саске. Понятное дело, откуда взялась вся эта ненависть со стороны младшенького. Когда даже спишь на несколько ступеней ниже собственного брата, волей-неволей начинают развиваться комплексы.
И в ту, и в другую комнату Сакуре свободно разрешалось входить. Выбор, где обустроиться, тоже был за ней. Харуно без каких-либо трудностей в принятии решений осела в комнатушке Саске и была до самого конца уверена, что одну братья Учиха её не оставят. Не тут-то было! Братья вместе с Ближайшим Окружением спали буквально на ходу. Основное же время они посвятили подготовке и приему прибывающих гостей, а потому Сакура осталась с носом и первое время жила одна одинешенька.
Ни с одним из гостей, к слову говоря, дурнушка так и не повидалась. Все они, утомленные долгой дорогой, отдыхали в своих комнатах. Даже кушали там же. А одинокой Сакуре оставалось только ждать праздничного банкета…
Народу понаехало вагон и маленькая тележка. Все носились со своими поручениями, как курицы с яйцами. На одних повесили оформление праздничных залов. Другие составляли списки гостей. Третьи — занимались самим банкетным столом. Причём работой загрузили не только слугу, но и практически всех гостей.
— Подчинённые Учих, видимо, и в Аду будут подсчитывать предстоящие расходы и доходы, — закатывал слипавшиеся от усталости глаза Какузу, подсчитывая количество только-только привезённых ящиков с вином.
— Ага, одной ногой в котле, а другой — за рабочим столом, — кряхтел Дейдара, поднимая с лестничных ступенек коробки с фейерверками.
— Будете жаловаться — я вас на тот свет отправлю раньше положенного, — буркнул мимо проходящий Саске, которому повезло меньше всех: на плечи бедняге свалили ответственность за летучую живность. Белые голуби, теснящиеся в клетках, обгадили Учихе его любимые лакированные туфли.
Сакуре воспрещалось находиться в центре развернувшейся каторги. Во-первых, потому что праздник должен был оставаться неожиданным сюрпризом, а во-вторых, потому что «негодно дурнушке руки марать». Но Харуно, игнорируя всякие запреты, отказалась коротать время в своей «башенке сна», а потому шныряла под ногами «рабочих» и всюду совала свой нос.
Под конец третьего дня девушку отловили стилисты, которые мигом потащили её на всяческие процедуры. Сакура вежливо просила, затем умоляла на коленях, но всё зазря. Законодатели моды были неуклонны в своём стремлении сделать из Харуно принцесску. А потому в ход пошли даже крепкие зубки дурнушки, которыми она цапнула Самуи.
С тех далёких пор, когда они впервые познакомились с этой блондиночкой, утекло немало воды, но цаца до сих пор недолюбливала дурнушку за её излишнюю простоту. К тому же Самуи до сих пор была уверена, что рано или поздно, по вине своей «внутренней деревенщины», местная королева, как пробка из шампанского, вылетит из жизней Учих. Сакура, понабравшаяся за несколько лет храбрости, сумела-таки дать отпор и оставить отпечаток своих зубов на идеально ровной белоснежной коже кисти рук Самуи.
Оттащить сцепившихся девчонок смог вовремя оказавшийся рядом Даруи. Его-то Харуно была рада видеть многим больше, чем всех остальных стилистов.
— Из-за чего весь сыр-бор? — устало спросил смуглый молодой человек, вытащив изо рта леденец.
— Животное даже в окружении светского общества останется животным, — зло плюнула Самуи, как только отдышалась.
— Аккуратнее со словами, деточка. У Учих уши повсюду.
— Серьёзно? — вспыхнула блондинка, как огонек. — Ты когда вообще в последний раз их видел?