Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом
Шрифт:
Солнце пока только прорезалось над краем земли, и горсточка ярких звезд еще светила на небе. Быть может, одна из них — это кхал Дрого. Он ездит по ночным землям на огненном жеребце и смотрит, улыбаясь, на Дени. Драконий Камень по-прежнему торчал совсем близко, хотя до него, наверное, теперь было несколько добрых лиг. Лечь бы еще и поспать, да нельзя, идти надо. По ручью, вниз по ручью.
Где же он? Должен быть на юге.
— Ты мой дружок, — произнесла она вслух. — С тобой я не заблужусь.
Она бы легла спать у самого ручейка, но по ночам туда приходят на водопой
Повернувшись к югу, Дени стала считать шаги и на счет восемь вышла к ручью. Живот ответил спазмами на пару глотков воды, но лучше уж судороги, чем жажда, а есть здесь нечего, кроме разве что муравьев. Желтые слишком мелкие, но в траве встречаются и красные, покрупнее.
— Это ведь море, — сказала Дени, ковыляя по берегу. — В море должны быть крабы и рыба. — Кнут похлопывал по бедру в такт шагам. Ручеек выведет ее к дому.
Во второй половине дня перед ней вырос куст с твердыми зелеными ягодами. С подозрением надкусив одну, Дени ощутила терпкий знакомый вкус.
— В кхаласаре они служили приправой для мяса. — Ободренная звучанием собственного голоса, Дени стала рвать ягоды обеими руками и запихивать в рот.
Весь остаток дня ее тошнило зеленой слизью. Если она останется здесь, то умрет — может быть, уже умирает. Заберет ли ее лошадиный бог дотракийцев в свой звездный кхаласар, чтобы она разъезжала по небу вместе с Дрого? В Вестеросе покойников дома Таргариенов предавали огню, но здесь костер сложить некому. Она станет добычей волков, воронья и червей. Драконий Камень как будто стал меньше, и над его вершиной поднимался дымок — Дрогон вернулся с охоты.
К восходу луны понос и рвота совсем ее измотали. Чем больше пьешь, тем сильнее позывы, чем больше из тебя выливается, тем больше хочется пить. В конце концов она сомкнула веки, не зная, достанет ли у нее силы открыть их вновь.
Ей приснился покойный брат — такой же, как перед смертью: с опаленными волосами и черным лицом, изборожденным струями жидкого золота.
— Ты же умер, — сказала Дени.
Убит, ответил он. Губы у него не шевелились, но она явственно слышала каждое слово. Ты не скорбела по мне, сестра. Плохо умирать пешим.
— Раньше я любила тебя.
Да… раньше, сказал он с горечью, от которой ее проняла дрожь. Ты должна была стать моей женой и рожать детей с серебристыми волосами и фиолетовыми глазами, чтобы сохранить в чистоте кровь дракона. Я заботился о тебе, учил тебя, рассказывал о нашей родной стране. Кормил тебя на деньги, вырученные за корону нашей матери.
— Ты обижал меня и пугал.
Только когда ты будила дракона. Я любил тебя.
— Ты предатель. Ты продал меня.
Это ты предательница, пошедшая против родной крови. Твой муж-лошадник и его вонючие дикари надули меня. Обещали золотую корону, а дали вот что. Он тронул расплавленное золото, текущее
— Ты получил бы свою корону. Мое солнце и звезды добыл бы ее для тебя, надо было лишь набраться терпения.
Терпения? Я ждал этого всю свою жизнь. Я был их королем, а они надо мной насмеялись.
— Надо было тебе остаться в Пентосе с магистром Иллирио. Кхал Дрого повез меня в дош кхалин, но ты не должен был ехать. Ты сам сделал свой выбор, и он оказался неверным.
Хочешь разбудить дракона, глупая потаскушка? Кхаласар Дрого был моим. Я купил у него все сто тысяч вопящих бродяг в обмен на твою невинность.
— Ты так ничего и не понял. Дотракийцы не покупают, не продают — они лишь дарят и принимают дары. Если бы ты подождал…
Я ждал. Ради короны, ради престола и ради тебя, а получил только котел с расплавленным золотом. Почему драконьи яйца отдали тебе, а не мне? Уж я научил бы этот мир уму-разуму.
Визерис захохотал, челюсть у него отвалилась, и жидкое золото хлынуло изо рта вместе с кровью.
Когда Дени очнулась от кровавого сна, уже светало, и трава тихо шелестела на утреннем ветерке. Надо еще поспать… Почему травяная подстилка мокрая, дождь прошел или она во сне обмаралась? Кровь… Она умирает? Дени взглянула на побледневший серпик луны и поняла, что это всего лишь месячные.
Не будь она так больна и напугана, это стало бы для нее облегчением. Вся дрожа, Дени вытерла внутреннюю сторону бедер пучком травы. Драконы не плачут. Это лунная кровь, но почему луна в первой четверти? Когда у нее было последнее кровотечение — в прошлое полнолуние, в позапрошлое? Нет, позапрошлое — слишком долго.
— Я от крови дракона, — сказала она траве.
Была, прошептала в ответ трава. Пока не посадила своих драконов на цепь.
— Дрогон убил девочку, совсем маленькую. Ее звали… — Дени не могла вспомнить как и заплакала бы, но все слезы у нее давно уже выжгло. — У меня такой никогда не будет, я — Матерь Драконов.
Ты обернулась против своих детей, сказала трава.
В животе словно клубок змей поселился, сбитые ноги болели. Дени зачерпнула в пригоршни илистую воду. К полудню она нагреется, а сейчас прохладная, хорошо умыться такой. Подол туники намок — у нее никогда еще не было таких обильных лунных кровотечений. Может, вода плохая? Если так, ей конец — без воды обходиться она не может.
— Иди, — приказала себе Дени. — Ручей выведет тебя к Скахазадхану, а там будет ждать Даарио. — Но все ее силы ушли на то, чтобы встать, и она просто стояла, щурясь на солнце.
Вот уже и позднее утро. Дени сделала шаг, другой и снова поплелась вдоль ручья.
День разгорался, солнце било в плохо защищенную коротким ежиком голову. Дени, сама того не заметив, вошла в ручей. Ил хорошо успокаивал покрытые мозолями ноги. По воде, по берегу, а идти надо. Ручей выведет к реке, река приведет домой… Нет, неправда.