Tanger
Шрифт:
Ассаев сел на табурет, у него был растерянный вид.
— Я же не говорю, Егор, что этот старый козел таскает сюда баб, своих поэтэс-с!
— Прекрати истерику, Леша. Он ходил в ментовку, выяснить насчет вашей регистрации.
— Ох! Он имеет огромную квартиру в Москве, дачу здесь, так ему и этого мало, он хочет и отсюда меня выжить, чтобы устроить здесь бордель.
— Вот вы оба про бордель! Замудохали! Всё, Леша, устал я от вас! — Ассаев махнул рукой и поднялся к себе.
Суходолов дрожал и смотрел на меня остановившимся и будто бы чужим взглядом.
— Анвар, я только сбегаю туда и обратно, ты только
— Да-да, хорошо, конечно.
Потом, когда Суходолов ушел, мы с Ассаевым ремонтировали унитаз. Было неловко рядом с его мужским телом. Было женское желание предложить ему что-то, как-то особенно помочь, чтобы уже не стесняться и не быть зависимым от него и не бояться его.
— Че он?! — злился Ассаев. — Где здесь затопляет-то?
В бачке проржавел и вывалился стержень, крепящий поплавок и цилиндр, впускающий воду из трубы. Мешал сильный напор воды, но все же нам удалось вставить вместо стержня гвоздик. Теперь бачок не шумел.
Я тихо сидел в нашей комнате. Измерил ее: четыре моих обычных шага в ширину и шесть в длину. Действительно маленькая. «Посмотри в глаза, я хочу сказать: я забуду тебя, я не буду рыдать» — одно и то же песенное в голове. Сложил в сумку зубную щетку, бритву, трусы, носки. Оделся теплее. Ассаев вышел на лестницу и смотрел на меня.
— Егор Константинович, передадите Суходолову, что я пошел к тетке…
Он смотрел на меня, как на неземное существо.
— Сегодня, наверное, не приду.
Он повернулся боком, и снова гримаса исказила его худое заросшее лицо, будто бы он крался в какой-то другой мир, а я его не вовремя окликнул и застал врасплох на самой границе.
— Наркотики здесь не храни, — сказал он, стоя спиной ко мне на самом верху лестницы.
— Хорошо.
Вернусь ли я сюда? Так жаль, что не дописал свою пьесу.
Из Дома творчества позвонил Димке. Не брали трубку. Приеду в город, еще раз позвоню.
восемь
— У-у, эти черные, изиты, слоны, бля!
Вдруг услышал я в толпе на Киевском вокзале. Дернулся, оглянулся и увидел Юру. Он шел с парнем, совсем чужим, абсолютно не таким, какими были мы все — друзья с первого курса Литературного института.
«Юра!» — хотел крикнуть я и сдержал себя. Хотел радостно засмеяться и сдержал себя. Спрятал лицо и двинулся за ними. Они вышли на площадь. Он еще больше сгорбился и был очень плохо одет. Они подошли к джипу. И я видел, как заискивающе суетится Юра вокруг толстого москвича, подгибает свои колени, льстиво смеется. Грустно было смотреть на этого почти родного человека, с которым столько прожил в общаге.
Выпил чекушку коньячку. Закурил. Почувствовал, что все хорошо. Позвонил Герману, по поводу песни и проститутки. А до этого не мог позвонить из-за 100 долларов долга. Звонил Надежде. Звонил Димке, чтобы сказать, что посвятил ему песню. Нет никого. Куда Нина Васильевна могла деться со своей ногой?
уважаемые товарищи пассажиры скорый поезд одесса-москва
—
«Анвар, голубчик, привет… ты вернулся… Я буду сдавать на права… помнишь тот красный джип? Степа дарит его мне… Мы переезжаем в новую квартиру, правда очень далеко, не в центре, это пока… Запиши мобильный, там у нас нет обычного телефона…
…написала статью про оральный секс и про секс в ванной. В журнале „Мужик“ опубликовали… пятьсот долларов».
«Привет, Анвар».
— Здравствуйте, Степан Мих…
«Элька хочет машину водить… Ты же знаешь, какое движение в Москве… а у меня сердце… Скажи ей…
…а все они одинаковы, Анвар, от всех пахнет дохлой селедкой… шучу-шучу, Эль».
«Анвар, голубчик, приезжай к нам. Я тебе покажу фотографии, как мы на Кубе отдыхали, только Степа сейчас не пьет, записывай адрес… Нет, не пьет… Да, слушай, Анвар, а давайте как-нибудь соберемся в нашей общаге, ты, Артемий, Гарник, я, все. Напьемся, и будем вспоминать, как плохо нам было, как мы все голодали».
— Не знаю, даже, Нель. Можно… Я тут песню для тебя заказал французскую, по радио «Ностальжи»… Въенн-въенн, Мари Лафорэ.
посмотри в глаза, я хочу сказать, я забуду тебя, я не буду рыдать
Сегодня негде было ночевать, и я пошел в ночной клуб. Чем ближе подходил к гостинице «Россия», тем меньше казался сам себе. Охранники брезгливо осмотрели мой флаере и пропустили. «Манхэттен-экспресс» изменился с тех пор, как мы были здесь с Асель. Всё, начиная с охранников и кончая барменами, уставшее, постаревшее, обшарпанное и какое-то провинциальное.
Среди толпы танцующих бегали пьяные и веселые офисные работники в костюмах с галстуками и в колпаках Санта-Клауса. Я стоял, прижавшись к колонне. Выпил самого дешевого пива и снова стоял у колонны. Потом освободилось место у стены, я сел. Чувствовалось, что за окном страшный мороз. Читал журнал в прыгающем разноцветном свете.
У тебя симметричное лицо и столь же симметричное тело? Наши поздравления. Биологи и психологи считают, что ты — самый желанный сексуальный партнер для женщины…
Пошел и взял еще пива. Бармен не замечал меня, делая кому-то очень дорогой коктейль. Другой бармен жонглировал разными емкостями. Денег оставалось очень мало.
Я смотрел на девушек, сидящих группками у стены напротив, и мучительное чувство несоответствия чего-то чему-то стискивало мне грудь. Думал о Волкадаеве и Нелли, и мне хотелось задать ему вопрос насчет проституток. Забыл какой. Утратил смысл женщины, утратил смысл семьи, и оставалась только правильная, логичная пустота между людьми, и это мучило меня. Я оглянулся, словно желая спросить у кого-то совета. Какой-то парень смотрел на меня из-за стойки, это ему делали дорогой коктейль. Он улыбнулся мне. Продолжая думать о людях, я тоже улыбнулся ему. В тот вечер я так обозлился на Асель за то, что она купила коктейль за пять долларов. Мне было физически больно. Пять долларов за какой-то коктейль! А потом глотнул у нее и успокоился. Потом танцевали. Потом я пил из горла бренди «Слынчев бряг» возле старой церкви. Я злился, но, оказывается, я был тогда счастлив. Напился, потому что когда пьешь из горла, не следишь за мерой. Был пьяный и смешил ее, мне и самому было смешно, какой я смешной и пьяный.