Тангейзер
Шрифт:
– Так не делай, – предложил Тангейзер.
Вольфрам приподнял брови.
– Разве мы в лесу? Там да, можно правила не соблюдать. Но в лесу и человек быстро превращается в животное. Ты приготовил что-то новое?
– Что, по моей роже видно?
– Видно, – сообщил Вольфрам. – Все говорят, ты сильно изменился, один я вижу, что ты все тот же… и такой же мой старый друг, с которым в детстве плечо к плечу рубили деревянными мечами чертополох, воображая, что освобождаем Святую землю
Тангейзер сказал со стесненным сердцем:
– Ты прав, мой дружище…
– Мне кажется, – сказал Вольфрам живо, – очень силен Понтер фон Вюллерслебен из Брабанта. Он сегодня спел для ландграфа, так не только я обратил внимание на высокую технику исполнения… Еще хорош Анно фон Зандерхаузен.
– Тоже техникой?
– И техникой, и виртуозностью, – ответил Вольфрам несколько обеспокоенно. – Виртуозность даже выше… Он из Люнебурга, а там вся школа ориентирована именно на четкость и строгость мелодии.
Тангейзер ответил неуклюже:
– Им тебя не побить.
– Думаешь?
– Уверен, – ответил Тангейзер серьезно. – Ты все делал лучше всех, за что ни брался.
Вольфрам сказал с надеждой:
– Хотелось бы верить. Мне очень нужно победить!
– Еще бы, – сказал Тангейзер. – Пять тысяч серебра… И кубок еще в тысячу…
Вольфрам отмахнулся.
– Да не нужны они мне вовсе!.. Мне нужна рука Елизаветы, которую я нежно и верно люблю еще с детства. Помнишь, как она за нами бегала и бросалась цветами?
Тангейзер ответил с усилием:
– Да вспомнил… только здесь. И, знаешь, я считал, что я счастлив, что уехал освобождать Святую землю, а вы тут, такие несчастные, остались… но теперь понимаю, что счастлив как раз ты.
Вольфрам взглянул с недоверием.
– Ты так шутишь?
Тангейзер покачал головой.
– Нет. Одна… знакомая как-то обронила, что Бога не ищут в дальних странствиях, так как он всегда с человеком.
– Снова женщина, – протянул Вольфрам, – что ты в них так увяз?
Тангейзер криво улыбнулся.
– Видимо, часть Змея во мне намного сильнее той, что досталась от непорочного Адама. Но все-таки хоть и женщина, но увидела дальше меня. Ты вот отыскал все здесь, не покидая даже Тюрингию.
– Отыщешь и ты, – заверил Вольфрам с жаром.
– Ты весь от Сифа, – сказал Тангейзер с завистью. – Тебя не терзают сильные и весьма нехорошие страсти…
Вольфрам сказал ласково:
– Общайся со всеми больше, не замыкайся в себе! Общайся с Елизаветой, она просто светлый ангел и любит тебя.
– Вольфрам, дружище, – сказал Тангейзер с мукой. – Умолкни, или я прибью тебя!
Вольфрам рассмеялся, ухватил его за рукав и потащил с собой. В просторном продолговатом зале, куда они вошли, в ряд
Тангейзер с любопытством осматривался, все дышит богатством и уверенностью, столы и кресла по-германски тяжелые, добротные, блюда только из серебра и золота, первые гости уже пошли в зал и осматриваются, кому где сесть, распорядитель церемонно указывает места, распределяя по сложной системе заслуг и знатности.
Слуги торопливо внесли блюда свежеподжаренных кровяных колбасок с яичницей, вошел Битерольф, сразу повел носом, хватая запахи и ухватив за локоть пробегающего слугу.
– Вот это, – распорядился он, – и вот это… ага, и еще вон то…
– Да, господин?
– Поставить немедленно, – распорядился он. – Вот на это место.
– Хорошо, господин, – откликнулся слуга, – сейчас положим…
Битерольф воскликнул оскорбленно:
– Что значит, сейчас положим?.. Оставь весь поднос!
– Но, господин…
– Я тебе что, птичка божья, что по зернышку клюет и сыта бывает, дура такая?
– Нет, господин…
– Похож я на птичку? – продолжал он грозно. – Нет, ну тогда иди, бить пока не буду.
Слуга оставил поднос с жареным гусем на столе перед указанным креслом и помчался за другим подносом.
По всему залу покатился могучий и смачный запах жареного мяса с луком и перцем. Гости заходили, потирая ладони и поводя носами, шумно и весело рассаживались, перебрасываясь шуточками, обменивались приветствиями.
Тангейзер пил и ел, стараясь ничем не выделяться, хотя и чувствовал себя не то чтобы совсем уж чужим, все свои, но чем-то казался себе бывалым дедом среди буйной и гогочущей молодежи, и потому грусть не покидала душу.
На балкон выходили один за другим миннезингеры, там же гремели трубы, Тангейзер почти никого не слышал из-за этого шума, уже молча ел и пил, поглядывая на гостей, кое-кто из них будет на состязаниях, и он всматривался, стараясь определить, кто будет бороться за первое место.
Те, что поют сейчас, пользуются предоставленной хозяином возможностью показать себя, до участия в состязаниях их не допустят, отсеяв заранее, им еще долгий путь признания, а вот Гартман фон Хельдрунген или Бурхард фон Шванден, что сидят напротив друг друга за соседним столом и тоже присматриваются друг к другу, это соперники серьезные…
Вольфрам подсел в свободное кресло рядом с Тангейзером, радостный и возбужденный, быстро кивнул на распевающего под лютню барда с очень громким голосом.