Тарантул
Шрифт:
– Ю!
– закричал в исступлении и по Божьему наитию.
Ю - и мир изменился . Я увидел, как конвульсии ненависти и лютой злобы разрывают мерзкую базедовую старуху в прах и тлен, как впереди светлеет даль и как наступает благостная тишина...
Потом я (или моя душа?) выскользнула из туннельного выхода и поплыла в беспредельном просторе, окрашенном мягкой лазурью. Я находился в состоянии неземного покоя; так себя чувствует облако на летнем и теплом небе.
Не знаю, сколько по времени я находился в таком подвешенном, в буквальном смысле слова, состоянии.
Наконец было дано Высочайшее добро - и меня медленно стало относить к темнеющей кромке. Мама родная! Я уже здесь был. Увидел морской мелководный берег - по нему пританцовывал старичок в домотканой рубахе, напевающий песенку о раскудрявом парне... И этот старик был чрезвычайно похож на красного кавалерийского рубаку Алексея Иванова, моего деда, именем которого меня, собственно, и назвали.
Я хотел крикнуть, мол, вот и я, дедуля, пожаловал личной персоной, однако старичок хихикнул и бодреньким шажком засеменил по воде, аки по суше, исчезая в пронзительной морской синеве.
Я пожал плечами с удивлением обнаруживая, что облечен в летнюю десантную форму 104-ой, родной дивизии ВДВ. Осмотрелся - песчаный берег, дюны, степные колючки, встречающие только на юге. Странно, но это местечко мне тоже знакомо. Там дальше петляющая тропинка, ведущая в поселок рыбаков, где, помнится, мы отдыхали весь летний сезон. Мы - это мама, я и Ю.
Было тепло, хотя солнце не наблюдалось; я снял китель и в тельняшке побрел вдоль берега. Шел долго - тропинка не встречалась. Впереди в полуденном мареве сияла странная горная гряда. Она была слишком далеко и я не мог понять, что там такое? Устал и решил сделать привал. Куда спешить? Если я прибился в другой мир, то, думаю, здесь можно и не торопиться.
Присел над бегущей волной. Плеснул солоноватой водой на лицо - море было необыкновенно чистым, как слеза. Волею случая я угадал в незнакомый мир, который вместе с тем был и знаком... Странно?.. Рай мне представлялся чуть воздушнее, что ли?..
Неожиданно я почувствовал чужое присутствие. Оглянулся и узнал девочку в линялом платьице... Однажды у нас была встреча. В далеком нашем детстве. Тогда она сожрала мою черешню. У девочки было умытое лицо, окаймленное неестественным свечением.
– Привет, - без выражения проговорила она.
– Ты кто? Солдат?
– Солдат.
– А это кто?
– потянула за рукав китель.
– Что за зверюшка?
– Это тарантул, - понял вопрос.
– Ааа, знаю. Они себя могут ужалить...
– ... в минуту опасности.
– А ты куда?
– спросила.
– В город Бессмертных?
– Город Бессмертных?
– искренне удивился я.
– Там, - отмахнула рукой в сторону сияющей гряды.
– Там много солдатов...
– Солдат, - поправил.
– А ещё кто?
– Не знаю, - передернула плечом, - всех много...
– И ты в этом городе?
– Не... Мне нельзя...
– Почему?
– Я братика... маленького... Борю, - вздохнула.
– Он плакал, кричал... Я
– Да, - проговорил я.
– Бывает.
– Ага, - напялила мой китель.
– Здорово?
– Нормально.
– Ой, а что это?
– выудила из кармана зажигалку.
– Это детям нельзя, - сказал я.
– Да, и подарок друга...
– А такой тарелочки нет?
– сделала круговое движение рукой.
– Тарелочки?
– Ну, не тарелочка...
– Попыталась объяснить.
– Такая плоская-плоская, круглая и легкая, как перышко, её бросаешь - и она летит, летит... Красиво так...
– Летит?
– Ага... мы с Ю играли... Тарелочка это ее...
– Ю?
– поднимался на ноги.
– И никому не отдает тарелочку... Насовсем... Играть, пожалуйста... А вот...
– Ю?!
– и сделал шаг к сияющей гряде Города.
– Ю!!!
– и побежал по берегу моря; бежал и видел, как сквозь радужное качающееся марево прорастает прекрасный и незнакомый город со средневековыми сторожевыми башнями, крепостью, бойницами, домами с черепичными крышами, под которыми жили те, кого я знал и любил... Я бежал к городу, где не было боли, ненависти и смерти... где была любовь... и лишь ослепительный свет... свет, выжигающий глаза...
Вспышка света - и... ба, знакомые все лица естествоиспытателей, гомон их деловых голосов, комната, напичканная аппаратурой и я... в качестве подопытного кролика.
– Как самочувствие, космонавт?
– спрашивают меня, освобождая от пут.
– Нормальное, - потираю шею.
– А куда я летал-то?
– Туда, - отвечают.
– Куда "туда"?
– Это не к нам...
– смеются.
– Это выше...
– и показывают на потолок.
– К Господу, что ли?
– Ближе, малыш, ближе...
Наконец меня под бледны руки вытащили из кресла. Комната качнулась, как прогулочная палуба злополучного лайнера "Титаник", напоровшего на притопленный айсберг.
Ничего себе прогулки в неведомое!.. И куда меня носило?.. Ничего не помнил - лишь осталось ощущение полета в огромном и беспредельном пространстве...
Потом с меня содрали костюмчик астронавта, как шкуру со скотины, и я переоделся в свое и родное. Как прекрасны заляпанные армейские башмаки с рантом и на кожаной рифленой подошве, жеваные свитерок и джинсы, куртенка... Ни на что больше их не променяю!.. К черту все эти полеты во сне и наяву!..
Имеется ли хоть какой-нибудь результат?.. Обидно, такие страдания и зазря.
Вскоре любопытство испытуемого было полностью удовлетворено. Появилась Вирджиния, на лице которой я не заметил никаких чувств, взяла меня за руку, как маленького, и провела в новый кабинет.
Здесь раньше проводили партийные заседания - в углу пылились тяжелые бархатные с кровяным отливом знамена. Т-образный стол был заставлен компьютерной аппаратурой. В кабинете, помимо знамен, находились несколько руководящих лиц. Если судить по генеральским лампасам и лысинам, отсвечивающим, как экран дисплея.