Таш любит Толстого

Ормсби Кэтрин

— Ого. Хотя да, разумно. Когда все уляжется, ты всегда можешь к нему вернуться.

— Я тоже так подумала, — отвечаю я, хотя ощущение такое, будто мне врезали под ребра.

Я надеялась, что Джек хотя бы попытается меня переубедить. По крайней мере, скажет, что жить не сможет без «Таш среди чаш»… Но вообще-то сделать перерыв - единственное решение проблемы. И я бы не передумала, даже если бы Джек решила со мной поспорить.

— Ладно, — прощается она, — пойду, поиздеваюсь над лицом Салли.

Звучит странно, но не из уст Джек. Несколько лет назад она начала лепить глиняных

кукол в духе Тима Бертона и продавать их через интернет. Она хорошо набила руку и отправляет где-то по дюжине в неделю. С тех пор как их с Тони проект «Шум и эхо» накрылся, она все свободное время посвящает своему магазинчику.

Так что, как и каждый раз, когда Джек говорит о своих куклах, я начинаю неподражаемо фальшиво напевать песенку Салли из «Кошмара перед Рождеством»:

— Мои предчувствия мрачны-ы-ы…

— Боже, Таш!

— С тоской гляжу на лик луны-ы-ы...

— Я сейчас положу трубку.

И кладет.

***

Я не хочу второго приступа бессонницы подряд, так что спускаюсь в кухню налить себе ромашкового чаю, который бабушка Янг прислала из Окленда на Рождество. В гостиной кто-то смотрит телевизор, чего почти никогда не бывает после десяти вечера. Я ставлю чайник и решаю сунуть нос внутрь. Свет погашен, и в темноте тихо идет черно-белый фильм с Бетт Дейвис. В пляшущем свете телеэкрана я вижу силуэт мамы, прикорнувшей в углу дивана. Она смотрит не в телевизор, а куда-то на стену слева от него. И плачет.

У меня пересыхает в горле. Я уже привыкла, что она проливает слезы раз в год - четырнадцатого января, в день, когда она уехала в Штаты из Новой Зеландии. Но застать ее в таком состоянии в самую заурядную ночь, это неожиданно… и немного неловко.

Чайник начинает закипать. Мама поднимает голову на звук и замечает, что я стою в дверях. Я слабо улыбаюсь и пытаюсь придумать, что сказать.

— Таша, — произносит мама, вытирая рукой глаза и улыбаясь уголками губ. — Я тебя не заметила.

— Я заваривала чай.

— А. Угу.

— Хочешь чашку? — мне наконец удается сказать что-то подходящее.

Повисает долгая пауза - видимо, мама восстанавливает дыхание - а потом произносит:

— Да, было бы очень мило с твоей стороны.

Я киваю и прячусь обратно в кухню как раз к тому моменту, когда чайник закипает. Беру два ситечка заварки, наливаю кипятка в чашки и возвращаюсь в гостиную. Отдаю маме одну из чашек и забираюсь на диван рядом с ней.

Мне нечего ей сказать, так что я просто сижу рядом, и мы пьем чай, пока Бетт Дейвис заполняет каждый кадр уверенным взглядом своих широко раскрытых глаз. Только много минут спустя, когда в моей чашке уже пусто, мама произносит:

— Я по ним скучаю.

Это не простая констатация факта, а признание. Даже теперь, двадцать лет спустя, мамино сердце болит не меньше, чем в тот день, когда она улетела из дома в другое полушарие. Я знаю, что она злится на себя за такие эмоции, считает, что это признак слабости духа. Но мне не кажется, что эти чувства приходят от того, что она мало медитирует или слишком привязана к материальному миру. Моя мама помнит, она еще и дочь. Она человек, она способна чувствовать, и некоторые

раны не заживают.

Мама была, да и остается очень близка со своими родителями. Она единственный ребенок, более крепкой семьи было не найти. В колледже, мама выиграла грант на семестр учебы за границей. Она писала диссертацию по диалектам юга США и не могла упустить такую возможность. Так что она поехала в Штаты, встретила там моего папу. И как-то так вышло, что она жила за границей, и жила, и жила. Сначала училась. Потом получала докторскую степень. После вышла замуж за Яна Зеленку. Затем родила. По ее рассказам никогда не подумаешь, что она раскаивается в принятом решении. Она любит папу, ей нравится в Лексингтоне. Но в Окленде ей тоже было хорошо. И, уезжая оттуда, она еще не знала, что целых восемь лет не увидит родного дома. Ее родителям было тяжело, ей было не легче, и, хотя сейчас они разговаривают по скайпу каждую неделю, былого уже не вернуть.

Я ее понимаю. Мне бы тоже было тяжело, если бы я уехала отсюда. От мамы с папой, от Джек, от Пола и ото всех моих любимых мест. Мне будет тяжело, когда я поступлю в Вандербильт.

Мама кладет голову на мою. Мы перестаем быть мамой и дочерью и становимся единым безымянным существом. Однажды, почти год назад, мама призналась мне, что ей никогда не достичь просветления. Эта дорога закрыта для нее с тех пор, как она уехала из Окленда, потому что ей никогда не освободить себя от боли расставания с семьей, никогда не стать выше этого. Я с ней не согласна. Если мама столько страдала в этой жизни, значит, в следующей она заслуживает большего. Да, это не совсем согласуется с тем, что мне рассказывали в местном Дзен-центре, но я отказываюсь верить, что мамина душа будет страдать только из-за того, что она живет за несколько тысяч километров от своей родины.

Я не двигаюсь. Чашка греет мои пальцы. Капля горячей жидкости скатывается мне на макушку. Мама плачет совершенно беззвучно.

— Мам, я люблю тебя, — произношу я.

На экране телевизора Бетт Дейвис спускается с лестницы, вся в бриллиантах и в шикарном атласном платье.

Мои волосы мокнут от новых слез. Я засыпаю, и просыпаюсь только гораздо позже. Я свернулась на диване, а мама как раз накрывает мои ноги пледом. Делаю вид, что сплю, и вскоре засыпаю снова.

***

Утром я поднимаюсь на второй этаж, запираюсь в комнате, включаю ноутбук и открываю файл с окончательным сценарием, под названием «НС_15.2». И твердой рукой вырезаю все реплики Клавдии.

8

На следующий день снова работа. Я убиваю время, обслуживая залетных посетителей и перебрасывая светящийся волейбольный мяч между нашими с Этаном кассовыми стойками. На заднем фоне играет приятная мешанина ремиксов всякой попсы и старых-добрых хитов вроде Walking on Sunshine и Ain’t No Mountain High Enough. В общем-то, утро течет довольно скучно, но я ухожу с работы в хорошем настроении и захожу на фудкорт за коктейлем с синей малиной. Вооружившись им, я опускаюсь на ближайшую лавочку и читаю все, что Фом успел мне отправить за эту смену.