Таш любит Толстого
Шрифт:
Наверно, «зависть» - не совсем верное слово. Я не могу завидовать еще не родившемуся ребенку. Я скорее… запуталась. И так достаточно перемен: в конце лета Клавдия уедет в колледж, а через год уеду и я. Но родители должны оставаться чем-то неизменным, и дом должен быть надежным пристанищем. Ага, размечталась. Теперь все изменится. Я больше не буду младшим ребенком. Этот младенец будет заботить их куда больше, чем мое будущее. На выходных вокруг будут сплошные соски, детские вопли и игрушки под ногами. Я так не хочу! Мне этого не надо. Но это происходит, хочу я или нет. Так
По пути домой я так погружаюсь в собственные невеселые мысли, что не слышу ни стука баскетбольного мяча, ни криков подростков, ни шагов Пола. А потом я оказываюсь в его объятьях и вся в чужом поту.
— Фу, прекрати! — бормочу я, но не пытаюсь вырваться, потому что он защищает меня от солнца и печальных размышлений.
— Привет, — говорит Пол мне на ухо, чтобы другие ребята ничего не слышали. — Все в порядке?
Я киваю, уткнувшись головой ему в грудь. Капля пота падает с его лба мне на нос, и я вытираюсь его футболкой.
— Хочешь, сейчас пойдем, поговорим по душам и разломаем еще один стол для пинг-понга?
Теперь я все же отталкиваю Пола, смеясь:
— Все хорошо, правда!
Я немного кривлю душой, но здесь, кажется, разговор с Полом не помог бы.
— Эй, хватит уже! — кричит кто-то из баскетболистов. — Давай прощайся со своей девушкой!
Мы с Полом переглядываемся, и у нас на лицах написано: «Они просто ничего не понимают!» Пол посылает мне воздушный поцелуй, я посылаю такой же в ответ, и тут кто-то сильно бьет его мячом в живот. Все игроки громко, отрывисто смеются.
Они просто ничего не понимают.
Хотя…
Всю дорогу домой у меня в горле как будто лопаются пузырьки, словно я выпила слишком много газировки. Мне иногда нравится, когда меня принимают за девушку Пола. И это правда странно. Он, конечно, не встречается ни с кем с тех пор, как расстался со Стефани Кру, но я точно знаю, в каком именно смысле он хочет быть с кем-то, и в этом наши интересы не пересекаются.
Но это не значит, что пузырьки из моего горла просто возьмут и исчезнут.
«Слушай, Таш, они просто ничего не понимают!»
Я достаю телефон, чтобы отключить себе мозг сидением в социальных сетях. У меня новое сообщение. От Фома. Мы обсуждаем последнюю серию «Бурь Таффдора», нового шоу на кабельном телевидении, о котором в последнее время судачили все мои знакомые ботаники в сети. Фом пишет:
«ЭТИ ЧУВСТВА ПОРАБОТИЛИ МЕНЯ».
Вот так вот - раз!
– и у меня прекрасное настроение. Я улыбаюсь, останавливаюсь и пишу ответ.
12
Умнейший из людей, Лев Толстой, говорил, что человек по-настоящему живет только тогда, когда в его жизни происходят маленькие перемены. Знаю, звучит банально, хоть вышивай цитату на подушках и продавай. Но эта мысль становится куда глубже, если добавить в нее парочку отрицаний: «Если в вашей жизни ничего не меняется, вы почти что и не живете». Это значит, что не надо бояться перемен: они напоминают нам, что мы живы и в нашей жизни что-то происходит.
Иногда мне кажется, что летом
Интересно, неужели всем на роду написано всю жизнь носиться из одного привычного места в другое, пока они не сольются в большое мутное пятно? Я где-то читала, что средний американец тратит шесть месяцев своей жизни на то, чтобы стоять на светофоре. Интересно, сколько лет большинство проводит у себя в спальне? Какая часть жизни протекает в этих четырех стенах? Кажется, я думаю об этом дольше, чем полезно для здоровья - и обычно я размышляю именно в спальне.
Июнь становится все жарче и жарче, а потом передает горящий факел одуряющей жары июлю. Три дня в неделю я работаю, два дня мы снимаем, а оставшиеся два я сижу у себя в комнате и думаю о всяком.
В целом съемки проходят хорошо. Как и Джек, большая часть команды отказывается от идеи поехать на церемонию, потому что это слишком дорого им обойдется или отнимет слишком много времени. В итоге ехать собираемся только мы с Джорджем. Но это ничуть не отравляет общей радости: выдвижение на премию - огромное событие, подтверждение, что мы делаем что-то настоящее.
Дома все не так гладко. На следующий день после того, как родители обещали подарить нам на рождество ребенка, они разрешили мне съездить в Орландо. Это точно была попытка вновь завоевать мое расположение, но если мне должно быть стыдно за то, что я заглотила приманку, пусть лучше мне будет стыдно.
Я, конечно, разговариваю с родителями, но не как прежде. Тогда, в парке, я чувствовала себя сбитой с толку, и это чувство все еще со мной, изредка дает о себе знать не слишком радужными картинами будущего. Вот я заканчиваю «Кэлхаун-хай», а на трибунах ревет какой-то крошечный член моей семьи. Вот я по скайпу звоню родителям из колледжа, а мама уже устала приглядывать за ребенком и ушла спать. Конечно, это все только предположения, галлюцинаций у меня пока еще нет. И я знаю, что не в моей власти помешать тому, что в положенный срок у меня появится младший брат или сестра. Это случится. Сверлить родителей злобным взглядом, когда мы вместе смотрим телевизор, не имеет смысла. Но все-таки чем они думали, когда решали добавить в нашу адскую семейную смесь еще одного ребенка? Не то чтобы я сержусь, но мне неприятно, и я ничего не могу с этим поделать. Наверно, тут может помочь только время.
Кстати, я еще ангелочек в сравнении с Клавдией. Она и так проводила большую часть времени вне дома, а теперь я вижу ее максимум раз в неделю. Она совершенно забила на все договоренности с папой и больше не смотрит с ним бейсбол. Те пару раз, когда она все же обедала с нами, она почти все время молчала, быстро съедала еду и сразу же уходила.
— Кажется, кто-то созрел для колледжа, — заметил папа как-то раз после особенно неудачного семейного ужина. Это глупость, потому что Клавдия за год все уши нам прожужжала о том, как она хочет в колледж, и все мы знаем, что она перестала с нами разговаривать не поэтому.