Таш любит Толстого
Шрифт:
— Наверняка Тейлор Мирс, — отвечает Джек. — Она же от нас без ума.
В письме написано, что все актеры и съемочная группа приглашены посетить церемонию на вторых выходных августа. Нам обеспечат бесплатный вход и праздничный ужин в пятницу вечером, а вот за дорогу и проживание придется платить самим. Дочитав до этого места, Джек сутулит плечи и произносит:
— Ага, конечно, и каким это чудом я за лето накоплю на полет во Флориду?
— Это не так уж невозможно, — замечаю я. — Ты же продаешь столько кукол и работаешь
— Да, но эти деньги уходят на жизнь, а не на путешествия. Я никак не могу себе этого позволить. Как и большинство актеров, наверно.
Из меня как будто выпустили воздух. Точно, у них же туго с деньгами с тех пор, как у мистера Харлоу диагностировали рак. А мне так хочется, чтобы Джек поехала со мной! Потому что я-то уж точно найду способ поехать.
— Может быть, — медленно начинаю я, — нам начать сбор средств прямо сейчас?
— Нет, — резко обрывает меня Джек. — Просить фанатов оплатить нам дорогу на церемонию, когда мы еще даже не выиграли, - это мерзко.
Конечно, Джек права. Мы с ней уже решили, что не будем собирать деньги, пока не закончим снимать «Несчастливые семьи». Нужно дать аудитории законченный продукт, прежде чем требовать денег на что-то новое. Это дело принципа.
— Джек… — начинаю я.
Она качает головой:
— Ты должна поехать. Надо, чтобы одна из нас была там. Оторвись там за меня, и я буду довольна.
Джек поручает мне непростую задачу, но я только торжественно киваю. Я доберусь туда, во что бы то ни стало. Это моя мечта. За два года летних подработок я отложила чуть больше двух тысяч долларов. Конечно, они должны пойти на колледж, но сейчас высшее образование заботит меня куда меньше, чем «Золотая туба».
***
Утром Джек провожает меня домой. С тех пор, как мы узнали новость, она что-то все время молчит. Когда мы останавливаемся у нашего дома, я спрашиваю:
— Все в порядке?
Джек кивает. Замирает. Потом мотает головой и мрачно произносит:
— Папа в последнее время плохо себя чувствует.
Я ожидала совсем не этого.
— Что случилось?
— Он начал жаловаться на самочувствие пару дней назад, то есть, наверно, все длится уже несколько недель. Говорит, у него начались страшные приступы мигрени.
— Ты думаешь, это?..
Не хочу лишний раз произносить вслух слово на букву «р». Мне все время кажется, что, говоря его, я отдаю ему частичку своей силы. Что я виновата в том, что оно пришло в дом моих друзей.
— Не знаю, — отвечает Джек. — Он говорит, что это наследственное и в юности у него тоже постоянно болела голова. Может быть, дело только в этом. Но он отказывается сходить к врачу и узнать наверняка. Мама страшно злится, но он повторяет, что просто дождется следующего планового осмотра, а до него еще несколько недель.
— Он с ума сошел!
— Мы говорим ему то же самое. Но это же папа. Его не переубедишь.
—
— Не знаю… я просто не хочу, чтобы это оказалось правдой. Да и Пол будет злиться, если узнает, что я тебе сказала. Он мне запретил.
— Зачем?
У меня в груди что-то дергается.
— Не знаю. Наверно, не хочет, чтобы ты волновалась, тем более что мы еще ничего не знаем наверняка. Головные боли могут значить что угодно: что у тебя был тяжелый день, что тебе надо попить или что у тебя опухоль в мозгу и ты скоро умрешь. Поди узнай, в чем дело.
— Но когда-нибудь он сходит на осмотр.
— Ага.
В повисшей тишине я посылаю Джек безмолвную просьбу. Она отвечает мне тяжелым взглядом и ворчит:
— Ладно уж.
Я крепко обнимаю ее, стараясь не задушить, и отпускаю прежде, чем она успевает с воплями оттолкнуть меня.
— Обещай, что будешь держать меня в курсе, — прошу я. — Что бы там ни говорил Пол.
В моей грудной клетке снова что-то обрывается.
— Тебе тоже интересно, чего я должна была натворить, чтобы заслужить такую карму? — спрашивает Джек.
— В смысле?
— Ну, сначала у папы нашли рак, и теперь вот это. Я должна была в детстве натворить чего-то страшного. Может быть, я даже этого не помню. Я могла убить семью белок и задавить в себе это воспоминание.
— Это так не работает, — мягко отвечаю я. — Плохая карма появляется только за грехи прошлых жизней.
— Или дело не в карме, а всякая хрень просто любит случаться.
— Не хрень, а дуккха! — улыбаюсь я.
Не знаю, как мы дошли до того, что шутим буддистские шутки про рак мистера Харлоу, но у меня такое чувство, что иначе мы просто расплачемся.
— Казалось бы, — продолжает Джек, — какое-нибудь верховное божество должно было уже поставить верхнюю планку на число страданий в нашей жизни.
Я вспоминаю мамины слезы в мерцании телеэкрана:
— Да уж, было бы неплохо.
— Кстати, — меняет тему подруга, — когда ты всем расскажешь, что Клавдия уходит?
— Черт. Ну, Брукс уже в курсе, а остальных это касается в меньшей степени…
Джек смотрит на меня с укором:
— Думаю, мне надо написать им письмо.
— Нет, — отвечаю я. — Я сама.
— Сомневаюсь, что ты это сделаешь. Я напишу им.
— Джек…
— Ребята заслуживают нашей честности. И в любом случае надо сказать им про премию, так что я просто убью двух зайцев.
— Как скажешь, — сдаюсь я. — Только, пожалуйста, выражайся поаккуратнее.
— В каком смысле?
У Джек оскорбленный вид.
— Ты сама знаешь, что иногда… слишком язвишь.
— Ты хотела сказать, что я - стерва.
— Джек!
— Ладно, ладно! — машет руками подруга. — Буду деликатна. Небось, как только все услышат про «Золотую тубу», им все равно будет плевать на Клавдию.