Таш любит Толстого
Шрифт:
***
В первую пятницу после Дня Независимости я обхожу примерочные и вдруг замечаю в отделе клетчатых рубашек Джея Прасада. С самыми зловредными намерениями я подкрадываюсь к нему со спины и тыкаю его в бок. Джей подскакивает на месте и резко разворачивается ко мне.
— Таш! — смеется он. — Черт, я думал, ты обвинишь меня в краже.
Я окидываю взглядом зеленую в белую клетку рубашку, которая уже на нем:
— Думаю, если ты вынесешь на себе одну из наших рубашек, никто и не заметит.
— Ты же сотрудник, тебе нельзя говорить такие
— Я работаю тут третье лето и могу делать все, что захочу.
Джей смеется в ответ и спрашивает:
— Ты скоро заканчиваешь?
Я смотрю на часы, хотя могла бы этого не делать. Я и так знаю, сколько времени. Посетителей сегодня мало, так что я проверяю время каждые пару минут, как будто от этого секундная стрелка решит ускориться. Мама бы сказала, что я излишне суечусь и не стремлюсь к просветлению.
— Пара часов осталась, но начальник не будет злиться, если мы поболтаем. Сам видишь, тут почти пусто, — я обвожу рукой пустое помещение, на заднем плане в миллионный раз играет Walking on Sunshine.
— Ищешь что-нибудь конкретное? — спрашиваю я, стараясь не выходить из образа продавца. — А тебе идут клетчатые рубашки.
— Как же без них? — отвечает Джей. — Как синие джинсы. Они идут всем и вся.
Я с ним не согласна, но улыбаюсь, как нас научили перед приемом на работу, - как бы говоря: «Да, скупи-ка весь ассортимент!»
— Не знал, что ты здесь работаешь, — добавляет друг. — Как я умудрился? Казалось бы, должен был уже знать.
Я пожимаю плечами:
— Похоже, мы последнее время говорим только про сериал.
— Ага. Кстати, я тебе говорил уже, что получил несколько писем от продюсеров веб-сериалов? Ничего сверхъестественного, просто просьбы выслать резюме и фотографии. Они все, конечно, живут где-то далеко, один из Онтарио, другой где-то в окрестностях Лос-Анджелеса. Оба написали, что согласны провести прослушивание в формате видео, если я вдруг захочу переехать. Ну и я такой: «Эй, ребят, я что, профессиональный актер с бездонным кошельком?» Кажется, они не понимают, что большая часть из нас еще даже школу не закончила. Но мне польстило.
— Ничего себе. — Я только пытаюсь переварить тот факт, что команда какого-то крутого сериала из самого Лос-Анджелеса попросила у Джея фотографию. А он уже меняет тему:
— В Орландо правда поедете только вы с Джорджем?
— Да, — при этом я стараюсь сохранить спокойное лицо и не выдать своего недовольства. Недовольство - это непрофессионально.
— Понятно. Как собираетесь экономить? Может, возьмете один номер на двоих?
— Джей!
— Что? — невинно спрашивает он. — Ты же знаешь, от ненависти до любви один шаг. Противоположности притягиваются, все дела. Он же красавчик, а теперь к тому же еще и знаменитый.
— Я сама сделала его знаменитым, — надменным тоном произношу я. Как бы побыстрее сменить тему?
Иногда мне кажется, что Джею можно рассказать всю правду и он нормально ее воспримет. Он знает, каково не оправдывать всеобщих надежд и ожиданий. Но чаще всего думаю, что признаться ему будет хуже, чем наступить на больную мозоль. Как можно выставлять напоказ свою незаинтересованность в сексе, когда Джею приходится отстаивать право на любые проявления
В девятом классе я вступила в школьный альянс геев и гетеросексуалов. Тогда я представилась «союзником». На одном из прошлогодних собраний Тара Роудс заметила: «Союзники это важно. Без них альянс не был бы альянсом, а значит, не было бы буквы “А” во всех наших аббревиатурах!» (прим. пер.: сокращение LGBTQIA включает слово “asexual”, но многие считают, что это значит “ally” — союзник). Мне тогда захотелось встать и закричать: «Эта буква расшифровывается иначе! Я здесь, я существую, и запуталась во всем не меньше вашего!» Но я, конечно, промолчала, потому что мне не хотелось раскрывать свою тайну в школьном классе, который пах средством для мытья доски. А неосторожная фраза Тары беспокоила меня еще много месяцев. Из-за нее мне казалось, что никто не признает существования людей вроде меня. Что мы как бы не в счет. А если нас даже в этом чертовом альянсе не принимают всерьез, куда мне с этим пойти?
— Таш? — я молчала так долго, что Джей перестал улыбаться. — Прости, не хотел тебя смутить.
— Все в порядке, я просто думала, что было бы и правда гораздо дешевле делить с кем-нибудь комнату. Только… ну, не с Джорджем. Знаешь, Тони одно время тоже хотел поехать, но, похоже, предпочел купить новый синтезатор.
— Да, он любит музыку, — Джей внимательно рассматривает стойку с шарфами, стоящую прямо у меня за плечом.
— Дже-е-ей, — неуверенно тяну я, — слушай, это, конечно, совершенно не мое дело, но…
Джей кривится:
— Я не хочу говорить… о… ну, об этом.
Я быстро киваю:
— Хорошо.
— Просто… ты - подруга Джек, а он - ее бывший, так что мне неудобно обсуждать это с тобой.
Он совершенно прав. Не знаю, зачем я вообще подняла эту тему. Вернее, вот зачем: каждый раз, когда Джей и Тони играют в одной сцене, Джей становится похож на маленького большеглазого щеночка, который ждет, что Тони погладит его по голове и назовет хорошим мальчиком. Даже на записях, как бы Алекс и Вронский ни наседали друг на друга, в глазах Джея плещется капелька тоски. Может быть, ее видно только мне. Так или иначе, смотреть больно.
— В смысле, он мне правда очень нравится, — продолжает Джей, хотя мы, вроде, уже договорились этого не обсуждать. — И, думаю, все, кроме него, давно все поняли. Но я не хочу испортить нам съемки. Я обожаю Джек, она реально крутая. У нас и так та еще путаница творится со всей этой сетевой шумихой, уходом Клавдии и Джорджем… ну, с Джорджем всегда сложно.
Он очень точно перечислил все мои поводы для бессонницы.
— Знаю, знаю, — продолжает Джей, хотя я его за язык не тяну. — Еще я просто боюсь, что Джек меня убьет. Мне иногда кажется, что она из тех, кто способен совершить убийство и не попасть под подозрение.