ТАСС не уполномочен заявить…
Шрифт:
— Можно в «Зарядье», — предложила Лариса. — Там фильм хороший идет.
— Ты его уже смотрела?
— Нет, — опять «во благо» соврала женщина, — просто коллега-журналист…
— А коллега-журналист был мужчина? — чуть ревниво перебил Ларису Михаил.
Она засмеялась.
— Ты не дал мне договорить, Мишель. Во-первых, коллега была женщиной, вкусу которой я могу доверять. А, во-вторых, коллеги-журналисты меня никогда не интересовали, и поэтому для тебя не опасны.
— Как же это так? — удивился Михаил.
— Просто мужиков-журналистов я на пушечный
— Так уж все пропойцы? — недоверчиво переспросил Михаил.
— Я знаю только две стадии, — усмехнулась Лариса. — Первая: когда эту пагубную страсть им еще как-то удается скрывать. И вторая: когда любовь к Бахусу всем очевидна.
— И они постоянно пребывают в таком состоянии? — всё больше изумлялся Михаил.
— Постоянно. Это, вообще, их естественное состояние, — спокойно, со знанием дела ответила Лариса.
— Так как же они творят? Это, ведь, умственная работа.
— Ты знаешь, — искренне призналась Лариса, — вот эту загадку мне до сих пор не удалось разгадать, хотя я не первый год в журналистике.
И женщина рассмеялась.
— А как насчет иностранных корреспондентов? — гнул свою линию Михаил.
— Ой, — Лариса махнула рукой. — Еще хуже. Тот же джентльменский набор, что и у наших. Только добавь сюда еще снобизму немеренно. Как же — иностранцы…
— Ты меня успокоила, Лорик. Чувствую, что мои акции непьющего пианиста среди пропойц-журналистов возрастают. Хотя, — и тут Михаил усмехнулся, — непьющий музыкант, в некотором роде, тоже нонсенс…
— Никаких нонсенсов, потому что ты, Мишель, вне всяких акций. Ты — единственный, уникальный экземпляр.
Она взяла его за руку.
— Ну, что, идем в кино?
— Конечно, конечно, — закивал Михаил и начал одеваться.
— Я возьму цветы? — неуверенно спросила Лариса.
— Конечно, — Михаил тут же осекся. — Ты хочешь сказать, что после кинотеатра уже не придешь ко мне?
Лариса замялась.
— Просто я хочу, чтобы ты поспал, отдохнул. Ну, хорошо, хорошо. Потом. После кино. Согласна.
И они вышли из номера.
Как волны отлива
До начала сеанса было еще сорок минут. И они вдоволь нагулялись по всем тем местам, которые принято называть «самым сердцем Москвы», и которые так любил Михаил.
Когда они пришли в «Зарядье», Лариса обратила внимание на большую очередь, выстроившуюся в буфет. И невольно вспомнила расхожую фразу о народе, которому нужно «хлеба и зрелищ». И еще журналистка подумала о том, что на пустой желудок никакие зрелища долго не возрадуют. Наверняка, среди зрителей было немало таких, которые элементарно сбежали сюда от пустых московских прилавков просто поесть, а заодно — и кино посмотреть. Совместить, так сказать, приятное с полезным.
Большой зал был заполнен не до отказа. Лариса с Михаилом сели сначала на места, указанные в билетах, а потом пересели туда,
Морозный воздух взбодрил Михаила. Но в тепле кинотеатра его стало клонить в сон. Голова потяжелела.
— Положи мне голову на плечо, поспи, — сказала Лариса.
— А как же кино?
— Я потом тебе расскажу.
Михаил не возражал. Лишь где-то на середине кинофильма зрительница потревожила своего дремавшего соседа. У нее затекла вся левая сторона, а у Михаила, наверняка, устала от такого положения шея. Они поменялись местами, и женщина подставила свое правое плечо.
Лариса прислушалась к своим ощущениям. Она знала за собой эту удивительную особенность. В минуты сильных эмоциональных потрясений что-то раздваивалось в ней, и в результате: чувства существовали как бы сами по себе в ее телесной оболочке, а сознание, словно, отделившись от тела функционировало отдельно, в неком автономном режиме. Вот так было и сейчас. Мозг четко фиксировал всё, что происходило на экране, великолепную игру актеров в кинофильме, где явно солировал Владимир Ильин.
А тело… Ей так было хорошо. Так спокойно. Какая-то необыкновенная нежность переполняла ее всю к человеку, который дремал у нее на плече. А еще — жалость и забота о нем. Никаких иных ощущений не было. Все иные страсти и желания, владевшие ею еще недавно, отступили, отхлынули, как волны отлива. И это было так странно. И так хорошо, что Лариса заплакала.
Драматические коллизии на экране, достигнув апогея, подошли к своему логическому завершению.
«Какой замечательный фильм!», — подумала Лариса.
Зажегся свет.
Михаил неохотно разлепил глаза. Он совсем разомлел.
— Поднимайся, Мишель, я отведу тебя в гостиницу.
Московский морозец подгонял, и, вообще, был как-то совсем некстати после плюсовых температур кинотеатра.
Лариса нежно поддерживала музыканта под руку, пока они шли по направлению к гостинице. И ей бы даже никогда в голову не пришло, что в этот момент чьи-то глаза пристально наблюдали за ними.
— У меня такое чувство, словно, я уже прописалась в гостинице «Россия», — сказала Лариса вновь входя в знакомый номер.
Михаил был никакой. Она помогла ему снять дубленку, ботинки.
— Теперь только баиньки, — сказала женщина, посмотрев на будильник.
Часы показывали половину пятого.
— Намаялась ты со мной, — вздохнул Михаил. — Ты права, сейчас я могу лишь спать. Да и тебе не мешало бы отдохнуть.
— Давай, пока ты еще не уснул, договоримся о завтрашнем дне, — сказала Лариса. — Ведь билет будет у меня.
Михаил тряхнул кудрями, словно, пытаясь стряхнуть с себя сонное наваждение.
— Разбуди меня завтра телефонным звонком в одиннадцать утра, — попросил он.
— Конечно, конечно, — закивала Лариса. — А ты проснешься от звонка?
— Проснусь, только ты долго звони, на всякий случай…
— Хорошо.
— Извини, — Михаил быстрым жестом скинул джинсы и юркнул под одеяло.
Лариса успела заметить, что ноги у него тоже были в крапивных разводах, но значительно меньше, чем спина и грудь.