ТАСС не уполномочен заявить…
Шрифт:
— А венцом интриги этого служебного детектива должно стать…
Аристарх запнулся, а потом добавил: «Короче, мужчина должен быть мужественным, а женщина — замужней. Так?»
Он замолчал.
Лариса опять молча кивнула.
«Провалиться бы мне вместе со стулом, — подумала в это мгновение журналистка, — а я сижу».
«Да, актрисы мы никудышные. Но, а мне-то что сейчас делать? — лихорадочно соображал Аристарх. — С радостью согласиться — оказаться мерзавцем. Отказаться — и тем самым унизить ее, предложившую себя в жены, пусть и фиктивные! И она
— Мне очень приятно, — осторожно начал Аристарх, — что из всех тассовских мужчин именно я оказался самым мужественным…
Лариса слабо улыбнулась, и это помогло атлету плести вязь разговора дальше.
— Вопрос настолько деликатный, настолько… мужчина не знал, какая фраза выскочит следующей, — что без комплиментов никак не обойтись, — сказал он, вдруг понимая, что второе предложение никак логически не вытекает из предыдущего.
Журналистка замерла.
— Всё дело в том, что джентльменское соглашение, в моем понимании, предполагает компаньона-мужчину, — продолжил атлет. — А, ведь, ты — леди. Очаровательная, соблазнительная. Ну, словом, сама знаешь, какая ты…
И мужчина невольно глянул в область манящих перламутровых пуговиц на женской кофточке.
Лариса мгновенно приободрилась от приятных слов.
— И поэтому я не уверен, — продолжил Аристарх, — точнее, как раз наоборот — абсолютно уверен, что просто не смогу… сдержать такое соглашение рядом с красавицей. Это бы противоречило всему моему естеству… Извини, но какие-то фиктивные отношения между нами невозможны.
— Ах, вот оно что, — Лариса обворожительным жестом в глазах мужчины при этих словах дотронулась до своих волос. — Ты как-то не совсем правильно всё понимаешь…
«Всё я правильно понимаю, — подумал мужчина, — чувствуя, что сейчас начнется вторая „попытка“, когда он и с первой-то едва совладал.
— Тебе не кажется, что мы здесь засиделись? — сказала Лариса. — Пойдем?
Они вышли из столовой и медленно пошли по коридору.
— В моем курятнике сейчас полно народу, — сказала женщина, — мы не сможем там продолжить наш разговор.
— Пойдем в мой кабинет, я сегодня один, — тихо пригласил Аристарх, понимая, что ведет его всё же она, ведет, словно, бычка на привязи.
Шаг влево, шаг вправо — ничего не изменят. Его воля парализована, а сердце то замирает, то бухает неимоверно. Какое-то странное коленце выбрасывала сегодня его судьба. Очень странное…
Когда они поравнялись с тем местом, где висела фотография юной гимнастки, совершающей кульбит, Ларису неожиданно качнуло, и в глазах на мгновение потемнело. Словно, она, как в детстве, перекувыркнулась через себя и из глаз ее полетели искры. Журналистка „ойкнула“ и атлет инстинктивно поддержал ее за руку.
— Это давление опять упало, сейчас пройдет, — сказала она, остановившись на пару секунд.
— После только что выпитой чашки крепкого кофе? — удивился Аристарх.
— Даже после двух, — сказала Лариса.
Он
— С удовольствием, — и Лариса сдвинулась с места, бережно поддерживаемая мужчиной под руку.
Сдвинулась с того самого места, где совсем недавно, в минуту невозможного отчаянья, она попыталась совершить свой мысленный кульбит. Только сейчас она не заметила ни фото юной гимнастки, ни то, что прошла точку невозврата.
— Садись, — предложил спортивный обозреватель, когда они вошли в кабинет, — через пять минут электрический самовар закипит.
— Да насиделась я уже в столовой, — ответила женщина и пошла по кабинету, разглядывая фото и грамоты на стенах. — Давно я у тебя не была…
— С того самого дня, как мы здесь с тобой и Антониной обсуждали ее предстоящее новоселье.
— И ты помнишь? — спросила она чуть игриво.
— Помню, — ответил мужчина, отрезая лимон.
А про себя подумал: „Я про тебя такое помню, что ты бы очень удивилась, если бы узнала, что я знаю“.
— А Тонька сейчас в Карелии в командировке, — сказала, как бы, между прочим, Лариса.
И тут ее снова настигла тоскливая волна: ведь вспомнив подругу, она с болью подумала об Антонио и актрисе, знакомству с которыми она, по воле случая, тоже была обязана коллеге.
— Если бы я знал, что у меня сегодня будет такая гостья, то позаботился бы о сладостях, — с искренним сожалением в голосе признался Аристарх. — А так вот: только сахар-рафинад к чаю.
— Ух, ты, рафинад! — воплощенная мечта перестройки, — усмехнулась Лариса, положив один прямоугольный кусочек белого кристалла в чашку, где плавал лимон.
„Сейчас что-то начнется. Будь начеку, на провокации не поддавайся“, — приказал себе спортсмен.
— Чай пусть пока остывает, — сказала женщина и вдруг спросила, — а ты никого не ждешь, случайно?
„Начинается, держись“, — пронзило мужчину. А вслух он произнес:
— Ты моя гостья сегодня, присаживайся, — и кивнул на кресло отсутствующего сотрудника.
Но в кресло Лариса садиться не хотела. Это было как-то банально. Покружившись, послонявшись по кабинету в своем сексапильном наряде, она изящно присела на краешек стола всё того же отсутствующего сотрудника прямо напротив Аристарха. Абсолютно естественно и абсолютно непреднамеренно…
— Тебе так удобно? — попытался улыбнуться журналист, сознавая, что такую пытку он долго не выдержит.
— Вполне.
И Лариса вдруг поняла, что просто невозможно растягивать эту неопределенно-пикантную паузу дальше. Тем более, пока чай остывает…
— А давай предположим, что у нас служебный роман. Действительно, мы так давно знаем друг друга, чего…
„Я пропал“ — было последнее, о чем подумал атлет, когда со словами „чего уж там, располагайте, пан Рачинский“, женщина эффектно, одним движением расстегнула ряд перламутровых пуговиц на кофточке, обнажив красивую грудь в белоснежном бюстгальтере. (К встрече она готовилась тщательно, хотя совсем с другим).