Тавматургия
Шрифт:
Н. Ага! Пошел адреналинчик?.. Давайте на американку.
С. Что это — «американка»?
Н. Любое желание, любое! Победитель дает волю фантазии. Необузданный полет!
С. Я совсем не уверен, что могу соответствовать. Вряд ли я смогу исполнить любое ваше желание. Я теперь ограничен в средствах. Так что…
Н. Но ведь шансы даже не равны. Статистика на вашей стороне. Я не верю, что вы струсили в таком пустяковом деле. Вы ведь тоже игрок, я по глазам вижу! Зря отвернулись —
С. Я не смеюсь. И что вы там успели увидеть?
Н. В левом глазу — развилка, и еще одна, и еще не одна…
С. А в правом?
Н. Решимость пройти свой путь. Без всяких там ухищрений и отклонений. До конца, до самой Голгофы, если, конечно, потребуется.
С. А вдруг я пожелаю воскреснуть?
Н. Скромные у вас пожелания.
С. Вы же сказали — любое.
Н. Уточним: воскреснуть или заново родиться? В мужском теле и при часах?
С. При часах?
Н. Я про биологические часы.
С. А…
Н. Возобновить плотские радости — дело нехитрое. Пока земля еще вертится. Ну, и вы с грехом пополам пробежите еще один круг — а толку?
С. Я не верю в реинкарнацию.
Н. Это не важно, во что вы не верите. Американка есть американка.
С. А почему тогда: «каждому по вере его»?
Н. Правильно: мы с вами верим в случайность. И Большой взрыв — случайность, и Земля свалялась из всякого мусора случайно, и жизнь на ней тоже завелась случайно. Просто в бесконечном наборе вариантов — плохих и очень плохих — один получился истинно прекрасным. Случайно. Помните, что говорил старик Эйнштейн? «Бог в кости не играет». А передовая наука с Эйнштейном не согласна: именно что играет, только этим Он и занят. Вот вам, дети мои, суперпозиция: бездна альтернативных вариантов — а дальше как хотите, дальше вы как-нибудь сами, своим умом. Только ума-то у нас — кот наплакал.
С. Что-то мудрено.
Н. Не важно… Лучше давайте сыграем.
С. На американку?
Н. Только на американку! Иначе все это будет уже не то. Конкретная сумма выигрыша, его банальные физические очертания лишают меня… этого…
С. Чего?
Н. Забыл, что хотел сказать… Ах да! Энтузиазма лишают. Без вдохновения — это уже не игра, а пошлость, фигня на постном масле. Пардон. Ну что же вы? Идите, открывайте свой ящик.
С. опять приближается к тумбочке, выдвигает ящик, заглядывает в него. Улыбается.
Что? Неужели пусто?
Н. подбегает, смотрит.
Вас это удивляет? Меня почему-то нет. На этот раз не повезло.
С.
Н. По-моему, вы расстроились… Да на вас просто лица нет! Э-э, так не годится, так у нас дело не пойдет. Поражения надо принимать с высоко поднятой головой.
С. Я спрашиваю, чего вы хотите, милостивый государь?
Н. Вот я уже и в милостивые угодил государи… Я пока ничего от вас не требую и, возможно, никогда не потребую, если не будет каких-нибудь экстраординарных обстоятельств. Знаете, вдруг извержение вулкана где-нибудь неподалеку, и мне понадобилось, чтобы вы подбросили меня в даунтаун. Мы, конечно, не в Италии, но всякое бывает…
С. Почему вы рылись в моем чемодане?
Н. Снова здорово. Я же объяснил: зрение село.
С. Но не настолько же…
Н. Послушайте, я не жалуюсь, но это были очень стрессовые полтора года. Для меня. Просто что-то ненормальное, будто все с цепи сорвалось и покатилось. И постепенно утратило очертания… Понимаете, что я имею в виду?
С. Нет.
Н. Вы все-таки расстроены… Я потом непременно все это в деталях, в лицах. А сейчас — только пальцы загибать, и то уйма времени уйдет, а времени-то жалко, а вы с дороги, вам отдохнуть надо.
С. А вы…
Н. А что я? Живу здесь, в гостинице, этажом ниже. Так что не стану обременять. Как говорится, незваный гость хуже эстонца. Или чеченца?
С. Хуже татарина.
Н. Точно! Вот ведь с каких допотопных времен пословица путешествует из уст в уста, с ума можно сойти… А мы еще сомневаемся в устном предании, как будто вообще что-то может потеряться. Язык — это вам не стог соломы… До свидания.
С. Подождите…
Н. Слушаю со вниманием.
С. Если вы не слепой, значит, вы с каким-то намерением рылись в моем чемодане?
Н. Дался вам этот чемодан… Ну рылся. Хотя это и не совсем то, что вы себе вообразили. Даже совсем не то. Вы же наверняка думаете, что я щипач, форточник, мелкий воришка… Или того хуже — клептоман, не умеющий совладать со своей скотской страстью. Впрочем, скоты не воруют. Разве что невольно — злаки какие-нибудь с чужого поля. Ну сознайтесь: что-то в этом роде вы обо мне подумали.
С. А что, по-вашему, я должен думать? Что вы из католической миссии?
Н. Ладно, не кипятитесь. Поговорим как два симпатичных друг другу… э-э… субъекта.
С. С чего вы взяли, что вы мне симпатичны?
Н. О, эти вещи я чувствую, как собака. Симпатия-антипатия, это же в воздухе висит, как запах одеколона. У меня нюх на эти вещи тончайший, поскольку не раз бывал бит по голове, причем удар приходил оттуда, откуда я его и ждать не ждал. Подозреваю, что и вы любите ударить исподтишка. Ближнего-то своего, а?