Тавматургия
Шрифт:
ОН. Вероятно, опилки?
ОНА. Или солома. Нет — Ридли Скотт. Два «тэ» на конце.
Смеются. Он нагишом идет к холодильнику, достает банку пива, возвращается к Ней.
ОН. Хочешь холодного?
ОНА. У меня после пива давление падает — сплю как сурок.
ОН. Ну и спи, мой сурок. Или тебе на работу?
ОНА. Кстати, тогда все понятно. Почему эти
ОН. А во мне вообще какая-то черная кровь.
ОНА. Негритянская?
ОН. Дремучие корни. Деревня Денисиха.
ОНА. Это неважно. Хороший любовник может быть черножопым, рябым, слегка косоглазым, даже клоуном.
ОН. Здравствуй, Бим. Однажды меня затошнило. Сижу в даунтауне в каком-то паршивом кафе, напротив — цветное семейство: папа, мама и двое прелестных детишек, брат и сестра. Пожирают чизкейки, корчат рожицы — чистый мультфильм. Ну, фантазия как-то случайно за малышей зацепилась и понеслась кувырком, дальше — больше: представляю, как я с этой самой мамашей, как я с тыла ее обнимаю, вставляю, пуляю промеж ягодиц, ну и так далее. Не то чтоб она Афродита с идеальной фигурой, но глаза хороши, шея длинная, губы, соски под футболкой, живот, ноги стройные. И тут нисходящий мой взгляд упирается — ты не поверишь — в огромную, афротипичную пятку.
ОНА. Ну и что?
ОН. Говорю же: меня замутило.
ОНА. От себя самого чуть не вырвало?
ОН. Знаешь ли, чувство стыда…
ОНА. Бывает причудливым? Знаю. Анекдот, чтобы тему закрыть: муж-еврей — это сегодня не роскошь, а средство перемещения в рай.
ОН. Хочешь уехать в Израиль?
ОНА. В Америку.
ОН. Считай, ты уже…
ОНА. Я уже?
ОН. …оказалась в Америке.
ОНА. Что это значит — «считай»?
ОН. Ну, реальность пластична. Воображение тоже.
ОНА. Я хожу по земле. И когда-нибудь доберусь до Америки.
ОН. Где свобода откроет тебе стальные объятия?
ОНА. Как дровосек.
ОН. Родина-мать вам не нравится?
ОНА. Потаскуха, садюга, севрюга…
ОН. А мачеха, думаешь, примет и пожалеет?
ОНА. Здесь повсюду стоит этот запах. Ты чувствуешь? Запах абсурда и крови: канализация, пиво, портянки, клей БФ, КаГэБэ, одеколон «Русский лес».
Без стука в комнату входит Свидригайлов, он пьян, шарит по полкам, бормочет невнятно, то ли на матерном, то ли на финском наречии.
ОН. Это что за явление?
ОНА. Это Аркадий, сосед. Аркаша, ты что потерял:
С. Мне бы соду, сестренка. Изжога, собака, загрызла.
ОНА. Он симпатичный. Всегда, если нужен стакан, угостит, может спеть под гитару — Высоцкого или жестокий романс.
С. Вот же она, белоснежка, — нашел! (Ложкой разводит соду в стакане, жадно пьет.) Уф… кажется, все, отпустила.
Свидригайлов, не попрощавшись, выходит.
ОН. Я бы таких убивал.
ОНА. Интересная мысль.
ОН. Сорокалетний мужчина — это столп и опора, он обязан быть сильным и трезвым, чтобы мог конкурировать.
ОНА. С кем?
ОН. Хоть с китайцами, хоть с европейцами — это не суть. Если мы говорим не о всяких там псевдоправах и возвышенных чувствах — о главном, о выживании нации. Белая масть на краю — это ясно.
ОНА. Элементарно.
ОН. Этот отбор — он все равно существует…
ОНА. Дарвину можно помочь.
ОН. Сотни лет на Руси мордовали успешных и сильных. Я считаю эту тенденцию ложной. Пора поменять не правительство — вектор полезной работы.
ОНА. Я тебя поняла. Одевайся, пойдем.
ОН. Прогуляемся?
ОНА. Что тут у нас? Вот пила и топор, вот мешок и веревка… Есть еще тесаки для разделки убоины.
ОН. Это зачем?
ОНА. Мы пойдем убивать недотепу.
ОН. Ты серьезно?
ОНА. Конечно. Люблю от решительных слов — сразу к делу, быка, так сказать, за рога и к земле. Чтобы жертва была без изъяна, нужен беглый, но тщательный…
ОН. Курс молодого бойца?
ОНА. Медицинский осмотр.
ОН. А можно тебя попросить?..
ОНА. Хочешь трахнуться?
ОН. Снять напряжение… Можно?
ОНА. Ну еще бы. Где там у нас посошок?
Энергично спариваются, превращаясь в чудовище о восьми конечностях и о двух головах.
Темница для темных.
ПУ. Гутен морген, соседушка. Вам чифирь в постель или как всегда, нах?
БУ. Не матерись — Богородица плачет.
ПУ. Ох, какие мы стали постные да пресные…
БУ. Не сори, говорю.
ПУ. Интересно, с каких это пор?.. Кстати, слово «хуй» еще пятьсот лет назад означало всего лишь хвою или хвойную иголку, которая, как известно, длинная и зело колючая. Не может эвфемизм, условность Царицу Небесную до слез расстраивать.