Тавриз туманный
Шрифт:
– Найдутся и люди, прекрасная Нина! Все у нас готово. Мы дадим консулу хороший урок и покажем, всему миру, какую катастрофу создала царская политика. Все это обойдется нам, конечно, недешево. Мы потеряем многих вождей, осмелившихся поднять вооруженное восстание против царского правительства. И все же восстание необходима, оно неизбежно. Надо дать почувствовать царскому правительству, что иранская революция не умерла, что она живет.
– Верно, - воскликнула Нина и добавила задумчиво: - Не знаю, чем все это кончится для нас, что нас ждет?
– Нас ждет счастье, наше будущее светло!
–
– спросила Нина.
– Нет, Нина, зависит, - ответил я.
– Настоящие события зависят от нас, они не случайны и не стихийны, их создаем и направляем мы, и они подчиняются нашей воле.
К воротам подкатил фаэтон. Приехал Алекбер.
Поздно ночью я постучался к мисс Ганне. Когда я попросил открывшую мне горничную доложить обо мне хозяйке, она сказала, приглашая меня войти:
– Госпожа приказала принимать вас без доклада...
Я вошел в будуар мисс Ганны. Она сидела с распущенными косами, рассыпавшимися по плечам. При виде меня, она поднялась, чтобы выйти в другую комнату, но я удержал ее:
– Я скоро уйду, не беспокойтесь!
– Куда это ты уходишь? Мне надо многое рассказать тебе.
– Я тебя слушаю.
– Не торопись, успеешь выслушать...
Я не мог уйти, не узнав ее новостей, она же, чтобы задержать меня дольше, говорила о посторонних вещах.
Был уже второй час ночи, когда мисс Ганна пригласила меня к столу. Волей-неволей пришлось подчиниться. За ужином было и вино, которого до сих пор у нее не бывало.
Я часто поглядывал на часы.
– Ты должен брать пример с часов и быть, как они, бдительным, - сказала девушка, и я почувствовал, что она снова начнет разговор на излюбленную тему.
Я уже привык к ее жалобам, и они не производили на меня впечатления.
– Действительно, у часов можно научиться и бессоннице, и бдительности, но как бы я ни старался в этом направлении, я не стану брать у мисс Ганны уроки нетерпения.
– Значит, мне придется поучиться у тебя хладнокровию и безразличию, ответила девушка, не задумываясь и почувствовав под ногами почву, принялась за свои рассуждения.
– Никто так не несчастлив, как я. Каждый член американского консульства, даже жена консула Мария и жена Фриксона Сара завидуют мне, считая меня счастливейшей девушкой на свете. Вместе с тем они считают меня холодной и неумной. Они думают, что я не сумела привлечь твою душу, овладеть твоим сердцем, удовлетворить твои вкусы и требования. Или что я не сумею устроить жизнь. Однако, ни Сара, ни Мария не знают тебя, не понимают ни твоей души, ни твоего сердца, ни твоей стойкости. Не знают того, что у тебя железная воля, судят о тебе, как об обыкновенном еврее или среднем англичанине...
После этого вступления девушка перешла к обычным жалобам, принялась говорить о своем умении, которое разбивается о мое равнодушие.
Я слушал ее без возражений, готовя в то же время слова оправдания.
– Верно, - сказал я, гладя ее волосы, - возможно, что не понимающие тебя думают о тебе именно так, но они ошибаются, моя богиня! Такие девушки, как ты, встречаются не часто. Что касается меня, то я вовсе не равнодушен к тебе и не холоден, а терпелив
Глубоко вздохнув, девушка отпила глоток вина. Глаза ее были слегка пьяны.
– Мой дивный ангел, - сказал я, желая заставить ее заговорить об интересующем меня деле.
– Нет ли каких-нибудь новостей?
– Нет никаких новостей, которые могли бы тебя обрадовать, - прошептала она, устремив на меня хмельные глаза.
Она склонилась ко мне так близко, что ее губы почти касались моих.
– На этих днях ожидаются серьезные события, - начала она, протягивая к моему рту кусочек яблока.
– Армия разоружит незмие. Городу будет предъявлен ультиматум о сдаче оружия. Все выступающие против царской политики будут арестованы.
Она отпила еще несколько глотков вина, заставила выпить и меня и продолжала:
– Ты мне не веришь?
– спросила она.
– Верю, моя Ганна, верю!
– поспешил ответить я.
– Но удивляюсь, как же храбр тот, кто, вырывая эти сведения из сердца русских, доставляет их в американское консульство.
– Это правда, но американские доллары всемогущи. Они бесстрашны, они не останавливаются ни перед какими преградами. Ты должен знать, что подобный торг ведется во всех консульствах. Заведующий секретным отделом русского консульства Сергей Васильевич состоит на жаловании в консульствах семи держав. И это не удивительно. Такие люди встречаются во всех консульствах, и поэтому их тайна остается нераскрытой. Все шпионы знают и взаимно покрывают друг друга. Кто может поручиться, что и в нашем американском консульстве нет таких? Дипломаты не могут обойтись без этого. Если один консул не будет к вечеру знать обо всем, что делал другой консул за день, и не сообщит об этом своему послу, он не будет считаться искусным дипломатом. Основа всего шпионаж, подстрекательство, доносы.
Девушка была окончательно пьяна. Помолчав немного, она опять вернулась к разговорам о семейной жизни.
– Мы только сейчас узнаем друг друга, - сказал я, чтобы успокоить ее, и у нас зарождаются связи, которые упрочат нашу любовь. Ни ты, ни я не свободны в своих действиях. Когда мы получим разрешения наших родителей, мы введем нашу жизнь в определенные рамки.
Девушка встала и, взяв меня за руку, потянула за собой.
– Встань, пойдем, я покажу тебе письмо моих родителей.
Ганна отперла комод и достала из него маленькую склянку с изображением черепа. Это был яд, но, притворившись непонимающим, я спросил:
– А что в этой склянке?
– Это лекарство. Оно бывает нужно человеку только раз в жизни.
Ганна почувствовала головокружение и пошатнулась. Я взял склянку из ее руки и усадил ее на диван.
– Это лекарство, - проговорила она, немного отдохнув, - ответ, родителям, не желающим считаться с чувствами своих детей, ответ их упорству, - и, внезапно выхватив у меня склянку, Ганна принялась откупоривать ее.
Я взял ее тонкие руки и стал целовать их. Склянку я спрятал в карман. Ганна громка зарыдала. На ее голос прибежала горничная, схватившись обеими руками за голову, принялась жаловаться.