Тавриз туманный
Шрифт:
– А я ношу в своей груди неизгладимую любовь юной, прелестной девушки, - ответил я, слегка нагнувшись к ее уху.
Мои слова тронули мисс Ганну. Она повторила их миссис Саре, которая была рассеяна и выглядела чем-то обиженной; взоры ее были прикованы к подарку.
– Я верю в судьбу, в счастье, - сказала она, искоса посмотрев на мужа.
– С мистером Фриксоном мы поженились здесь. Мой отец был здесь поверенным крупной сахарной фирмы "Ходорковский", которая принадлежит моему дяде. Моя девичья фамилия Мезгер; быть может, слыхали? Здесь моя мать бросила отца. Ее знакомство с некоторыми неподходящими лицами вызывало недовольство отца, и они расстались. Старшая моя сестра
– И она, слегка понизив голос, добавила: Американцы крайне скупы. Они живут лишь для себя. Очевидно, так было предначертано мне в книге судеб, но брачные узы не связали нас друг с другом. Еще вопрос, поеду ли я за ним в Америку. Мне хочется остаться на Востоке.
Миссис Сара давала понять, что она вышла за Фриксона помимо своей воли и не связана с ним никаким чувством. Было ясно, что она соблазнилась положением Фриксона, а теперь его не любит и не прочь была бы найти счастье с другим человеком.
Через некоторое время мистер Фриксон предложил мне перейти в зал. Он взял меня под руку и сразу заговорил о своей жене.
– Моя супруга слишком молода. Она не достигла еще той зрелости, когда умеют разбираться в жизни. Ей всего девятнадцать лет. Поженились мы недавно, и она еще не успела отвыкнуть от девичьих капризов и присущей этой поре шаловливости. Я до сих пор не сумел найти доступ к ее сердцу. Вот почему мы живем как чужие.
Все это мне было известно уже со слов миссис Сары.
– Оставим это в стороне, - продолжал мистер Фриксон, заметив вероятно, что его семейные дела меня не интересуют.
– Поговорим о деле. Завтра последний день ликвидации филиала нашего благотворительного общества в селении Паян. Необходимо перевезти имущество, больных и детей в город. Это требует времени, а времени нам не дают. Мучтеид сегодня решительно повторил свое требование очистить деревню. Может быть, вы сумеете помочь нам в этом отношении хотя бы указав нам подходящее помещение?
– Это не трудно, - заметил я.
– И помещение найдем и вещи перевезем.
Предложение мистера Фриксона меня крайне обрадовало. Мы получили возможность перевезти находящееся в Паяне оружие в город под американским флагом.
МАХРУ И СМИРНОВ
Махру никогда не видела Смирнова таким озабоченным. Раньше он постоянно твердил:
– Я отдыхаю только тогда, когда возвращаюсь домой. Только при виде тебя я забываю все огорчения и заботы...
В последние дни эти слова звучали неискренне и не могли обмануть чуткую Махру. Ни дома, ни вне его Смирнов не был весел, и даже в его смехе чувствовалась какая-то натянутость, искусственность. Ясно было, что с ним происходит что-то неладное. Он был рассеян, часто прерывал начатый разговор на полуслове и заговаривал о другом и нигде не мог найти себе места. Бывало, что, задумавшись за столом, он так и оставался с поднесенной ко рту вилкой. Такое поведение мужа тревожило и оскорбляло Махру.
"Упавший по своей вине - не плачет, - думала она.
– Я сама полюбила и вышла за него. Я думала, что любовь эта сделает меня счастливой. Он принял ислам, переменил имя, но все это было сделано для усыпления подозрений некоторой части общества".
Многие говорили ей, что когда религия, обычаи, традиции различны, трудно ужиться вместе. Но ни одно из этих уверений не доходило до ее сознания. Она любила, любила как одержимая. Поженились, пожили некоторое время, и вот он изменился, он охладел к ней. Махру иногда казалось, что он воспользовался ее доверчивостью, ее неопытностью, и с горечью думала о том,
Пока Махру предавалась своим невеселым размышлениям вошел Смирнов. Он обнял, поцеловал ее, но в его ласках Махру чувствовала неискренность. Она не могла сдержаться и заплакала. Смирнов растерялся. Он привлек ее к себе и стал успокаивать лаской.
– Моя красавица, - говорил он ей, - мой ангел, почему ты плачешь? Разве кто-нибудь обидел тебя?
– Ты не должен был так поступать со мной, - проговорила Махру, - ради тебя я бросила все: свой народ, свои обычаи, своих знакомых. А ты не сумел оценить все это и теперь отступаешь. Как скоро ты охладел ко мне, как быстро утомила тебя эта любовь!
Смирнов был огорошен этими упреками Махру, но не знал, что сказать, какими словами успокоить ее.
– Ты права, моя красавица, - наконец, проговорил он.
– За последние дни я изменился, но эта перемена не имеет отношения ни к нашей любви, ни к нашей семейной жизни. Если бы мой долг позволил, я мог бы открыть тебе настоящую причину этой перемены.
– Ах, все это одни слова!
– возразила Махру.
– Я сама виновата... Это послужит мне уроком.
Видя, что ему никак не удается успокоить Махру, Смирнов решил объяснить ей причину своего удрученного состояния.
– Дорогая Махру, - начал он.
– Положение Тавриза крайне серьезно. Ты должна сохранить в тайне то, что я сообщу тебе. Вопрос этот связан со всей моей будущностью. На этих днях тавризский генерал-губернатор, не согласившись на предложение царского консульства, покинул страну. Тавриз в руках тайной организации. Ежедневно ведется агитация, призывающая народ к восстанию, ежедневно принимаются новые меры. По имеющимся сведениям и незмие находится в руках революционеров. Вот почему решено разоружить незмие, и это поручено мне. Эти мероприятия могут быть проведены лишь силой оружия. Нет никакой надежды, что незмие покорится без борьбы. Уход Мухбириссалтане из города есть демонстрация против царской политики. Тавриз обагрится кровью. Судьбу невинного, безоружного населения разрешит сила оружия. Вот что беспокоит меня. Погибнет твой народ, твои сограждане. Я боюсь, что пролитая кровь, разъединит нас и убьет твою любовь ко мне. Твой брат также за предупреждение восстания и разоружение незмие. Знай я, что и ты разделяешь это мнение, я действовал бы решительно, и тогда сомнения были бы неуместны. Тогда со спокойной совестью я исполнил бы свой долг.
– А ты не можешь отказаться от этого поручения?
– спросила Махру. Пусть это поручат другому.
– Это долг службы. Кроме того, тут вопрос и личного порядка. От этого зависит наше будущее. Я могу добиться чина генерала лишь исполнением этого поручения.
Махру промолчала. Смирнов уже стал жалеть о том, что открыл Махру служебную тайну. В это время раздался телефонный звонок. Окончив разговор, Смирнов повернулся к Махру.
– Дело принимает серьезный оборот. В ответ на разоружение двух чинов незмие, население обезоружило четырех русских солдат. Я должен немедленно отправиться в консульство. Ты меня не жди к обеду.
И с этими словами Смирнов ушел.
Махру сидела в глубоком раздумье. Она вспомнила слова Смирнова: "Это служба. Тут и вопрос личного порядка. От этого зависит наше будущее, моя карьера. Исполнив это поручение, я получу чин генерала".
При мысли о том, каким путем достигается этот чин, она пришла в ужас.
"Мой муж будет убивать тавризцев. Женщины и дети погибнут от казачьих пуль, и в результате несчастья десятков тысяч людей, мы, я и мой муж, достигнем благополучия. Генеральские эполеты будут куплены за счет чести, достоинства и счастья тысяч и тысяч людей!"