Тавриз туманный
Шрифт:
Должен ли я защищать Ганну? Какие аргументы, какие оправдания перед лицом своей совести мог я привести, защищая германскую шпионку?
В то время как мы ведем беспощадную борьбу с империалистическими державами, как могу я защищать жизнь шпионки, твердящей, что Германия превыше всего?
Но с другой стороны, принимая во внимание услуги, оказанные нам девушкой, я не мог согласиться с тем, чтобы она попала в руки царских жандармов. Помимо всего, ее арест представлял серьезную угрозу для меня и Нины.
Я пришел к решению
– Что это, или сегодня солнце взошло с запада? В такой поздний час?!
– Я соскучился по тебе!
– Очень признательна! Но я должна сказать тебе нечто новое!
– Что же?
– Я дала себе слово больше с тобой ни в какие политические споры не вступать. Подобными разговорами мы создаем ссоры и недоразумения в личной жизни.
– Ссоры и недоразумения создаются не разговорами о политике; скорее, поводы к ссоре создаются в личной жизни.
– Какие же ссоры возникли из нашей личной жизни?
– Милая Ганна, вся наша с тобой жизнь состоит из неискоренимых противоречий и разногласий. Разрыв между нашими идеями слишком велик. Если что мне и нравится в тебе, так это твоя красота и твоя любовь ко мне!
– Ну, а разве этого недостаточно?
– Нет, недостаточно!
– Почему?
– Эта любовь бессильная, бесплотная, так как между нами стоит непроходимая пропасть - ты германская шпионка.
– Да, но разве человек, любящий свою нацию и стремящийся к ее славе и могуществу, считается шпионом?
– Если он занимается шпионажем, разве он не должен считаться шпионом?
– Но если это долг службы, обязанность?
– Если бы я знал, что ты работаешь в такой недостойной должности, быть может, я бы заставил тебя свернуть с этого пути! Ты очень молода. Я раскрыл бы тебе подлинную сущность, изнанку германского империализма и заставил бы тебя с отвращением отойти, отказаться от этой работы. Между тем, доверив мне самое ценное - свою девичью честь, ты скрыла от меня эту хранящуюся в глубине твоей души тайну, свою работу.
Кровь бросилась в лицо девушке.
– Скажи, о какой работе ты говоришь?
– Разве твоя работа во славу германского империализма и связь с командующим германо-турецкими силами - не шпионаж?
– Вы не имеете никаких документов или доказательств! Я думаю, что никто не сумеет доказать мне это!
Я заглянул ей в глаза. Они были полны гнева. Даже теперь она глубоко прятала от меня свою душу.
Я достал из кармана письмо. Девушка сидела в стороне.
– Встань и подойди сюда!
– сказал я и развернул письмо.
Она не знала еще, что это за письмо, поднялась и подошла ко мне.
– Посмотри, разве не ты писала это немецкому полковнику фон-Пахену? сказал я.
Мисс Ганна растерялась. Она задрожала
– Я, - подтвердила она сдавленным голосом.
– Я погибла. Как попало к тебе это письмо?
– Весьма сожалею, что я потратил много драгоценного времени на знакомство с германским агентом, - сказал я спокойным тоном.
– Германская же шпионка, не будучи достаточно искусной, не поняла, кем является любимый ею человек.
Ганна страшно побледнела. На ее лице и губах не было ни кровинки.
– Меня, вероятно, арестуют!
– только и могла сказать она.
– Да, твой пособник задержан. Сообщено в Тегеран. Если последует согласие американского посла, этой же ночью или самое позднее завтра, ты будешь арестована!
Голова девушки упала на стол. Она громко зарыдала. Я не мог оставаться здесь дольше. С минуты на минуту могли явиться казаки, окружить дом и арестовать ее.
– Плакать незачем!
– сказал я.
– Возьми себя в руки. Девушка, взявшая на себя такую смелость, должна обладать крепким сердцем.
– Ах, я погибла!
– воскликнула она.
– Я потеряла все. Отца, мать, родину и любовь, что была мне дороже всего на свете - тебя я потеряла. Как я страшусь попасть в руки русских офицеров, а попасть к ним, как шпионке, еще страшней, еще ужасней. Я верю тебе и умоляю, если возможно, постарайся спасти меня! Даю слово, что больше я не пойду по этому гнусному пути!
– Я не стану говорить о том, вернешься ты или нет на верный путь. Отречение и клятвы перед лицом опасности вполне естественны, - сказал я. Лишь в память дружеских и приятных минут, проведенных с тобой, лишь для того, чтобы не видеть тебя в руках царских солдат, я решил в последний раз спасти тебя из этой беды.
Когда девушка, стремительно нагнувшись, хотела поцеловать мне руку, я отдернул ее. Мисс Ганна снова склонила голову мне на плечо. Я поднялся.
– Встань, - сказал я.
– Медлить нельзя. Автомобиль ждет тебя на улице.
– Куда я должна направиться?
– Отсюда до линии фронта два часа езды. Шофер знакомый. Там есть человек, который проводит тебя. Но ты должна забрать с собой и служанку. Если она останется здесь, она может в результате малейшей угрозы раскрыть все тайны. Захвати ценности, запечатай двери, возможно, ты опять вернешься.
– Мои ценности бери ты, я же возьму только одежду. Если я вернусь в Тавриз, ты отдашь мне их.
Девушка встала, позвала служанку и вкратце сообщила ей, в чем дело. Меньше чем через полчаса она была готова. Запирая двери и выходя из дома, она расплакалась.
– Клянусь, что буду верна нашей любви!
И я поклялся, что буду верен ей и, пожав ей руку, усадил в машину.
Автомобиль тронулся. Пока свет его фонарей исчезал в густом тумане тавризской ночи, я закрыл последние страницы трех лет жизни, потраченных на знакомство с немецкой шпионкой.