Тавриз туманный
Шрифт:
Нина плакала. Положение мое было безвыходное: уйти было нельзя, но и остаться я не мог. Я чувствовал всю тяжесть положения девушки и был тронут ее слезами.
Молодая девушка обеспечена сверх меры, живет в роскоши, но все это не удовлетворяет ее.
Ей хочется жить, зная свое будущее, и поэтому ежесекундно спрашивает себя: "каков будет мой конец?"
Перестрелка усиливалась. Нина продолжала плакать.
Я сидел рядом, лаская кудри молодой девушки и тревожно прислушиваясь к ружейным залпам.
–
– сказал я девушке.
– Мы сошлись по доброй воле, нас никто не знакомил и никто не посмеет разлучить. Не надо считаться со всякой болтовней. Ты должна понять, что не одна наша жизнь, но и все вокруг находится в неопределенном положении. Прислушивайся только к голосу своего сердца, благородного и чуткого сердца. Оно приведет тебя к желанному счастливому будущему.
Я пригладил ей волосы и, почувствовав, что ее дрожащие губы хотят приблизиться к моим, встал и, сказав ей:
– Прелестная Нина, завтра будем обедать вместе!
– вышел из комнаты.
ЖЕНЩИНЫ ТАВРИЗА.
Не успел я сесть, как на улице поднялись крики. Я и Нина подошли к окну.
Какой-то вооруженный воин, преградив дорогу женщине в чадре, говорил:
– Покажи, что несешь? Не пропущу!
Женщина, желая отвязаться от него, то ругала, то принималась умолять его.
– Покажи, что у тебя под чадрой?
– не отставал воин.
– Это не твое дело, незаконнорожденный!
– Нет, мое дело! Покажи, что несешь, и скажи, куда несешь?
– Холоп, дитя блуда, разве не видишь, что это мой ребенок?
С этими словами женщина достала из-под чадры что-то завернутое в пеленки.
Воин вырвал сверток из рук женщины. Она пыталась убежать, но воин задержал ее. Развернув пеленки он достал бутылки с вином.
– Сукина дочь, я сейчас потащу тебя в Энджумен! Повадились таскать из армянской части вино карадагцам и переносить сведения.
У женщины развязался язык:
– Отлично делаю. Возьми меня в Энджумен, я найду, что сказать. Не могу же я морить голодом своих детей? Мой муж тоже воин, уж сколько времени он не получает ни гроша...
– Мы поговорим там, - сказал воин.
Он хотел уже идти, как показалась другая женщина с узлом под мышкой. Воин хотел задержать и ее. Этим воспользовалась первая и пустилась бежать. Воин бросился за ней, тогда побежала вторая.
– Бесстыжие сволочи!
– выругался воин и, разбив бутылки прикладом ружья, пошел дальше.
Взяв меня под руку, Нина усадила на диван.
– Пусть это будет для нас уроком, - сказала она.
– Когда аскеры революции не получают вовремя жалованья, то жены их опускаются до того, что продают врагам вино.
Я стал объяснять ей, в каких тисках находится Тавриз.
– Верно, Нина, положение очень тяжелое. Прибытие карадагцев, отход некоторых групп от революции,
– Выходит так, что с вами никто не считается? Об этом говорю не я одна, даже наша Зейнаб такого мнения. У вас не установлены наказания за нарушение законов революции, потому они и не проводятся в жизнь. Если будет продолжаться так, то народ вовсе перестанет подчиняться вам, а голодные аскеры разойдутся по домам. Тогда вас палками прогонят из Тавриза. Таких, как Зейнаб, в Тавризе много, и все они знают, что вы не можете собрать денег у богачей. Зейнаб часто говорит мне об этом.
Я молчал. Зейнаб была прислугой Нины. До поступления на эту работу, она и дома не скидывала чадры, так как на ней не было даже старой кофточки. Нина несколько раз говорила мне о ее бедности.
Только недавно Зейнаб перестала закрываться от меня чадрой, потому что Нина ее чистенько приодела.
Четыре года тому назад она вышла замуж и имела маленького сына Меджида. Нина привязалась к ребенку и очень любила его. Мать с сыном жили и кормились у Нины.
Видя, как Зейнаб ест и пьет вместе с Ниной и не находит ее "поганой", я вспомнил случай в доме Багир-хана, когда мой стакан, как "оскверненный армянином", не смешали с другими стаканами.
Из этого я делал заключение, что женщины Тавриза менее фанатичны, чем мужчины.
Чистоплотность Зейнаб, ее сообразительность и сноровка, наконец, благородство ее характера часто привлекали мое внимание. Я не раз собирался поговорить с ней и узнать о ее семейной жизни, но все не находил времени.
Сегодня не было сражения, и я решил провести время с Ниной и с маленьким Меджидом.
Зейнаб внесла самовар и поставила на стол. Меджид сел между мной и Ниной, болтая спущенными ножками.
Нина спрашивала его:
– Меджид, ты кто такой?
– Я воин!
– важно отвечал мальчик.
Я видел, как революция вошла даже в сознание детей. Это я наблюдал не в одном Меджиде, а во многих детях, игравших на городских площадях. Часто я видел группы Мальчиков, игравших в войну. Один из мальчиков с деревянным ружьем обычно представлял Саттар-хана. Собрав вокруг себя мальчишек, он ожесточенно нападал на другого мальчика - Рахим-хана и неизменно побеждал его.
Меджид забавлялся. Протягивая конфетку Нине, он говорил:
– Откуси половину!..
Зейнаб собиралась уходить.