Таймири
Шрифт:
— Ты выиграла, — шепнула Таймири на ушко Минорис, когда они засели в засаде за одним неохватным стволом. — Влипли оба. И как только их угораздило!
— Послушай, перестань дрожать, — нахмурилась она, заметив, как Минорис трясется. — Страх тигры наверняка чуют так же, как и запах.
— Но они т-такие жуткие, огр-ромные, — просипела та. — Проглотят — не заметят.
— Чепуха, — возразила Таймири. — По натуре они создания мирные. Нам еще в школе рассказывали, что лесные тигры Рирра в принципе никого не глотают. Они вообще питаются только молодыми побегами, понятно?
«Тигры Рирра, — стала припоминать
— Таймири! — забыв об осторожности, крикнула она. — Таймири, стой!
Однако та уже выпрыгнула из укрытия и, безоружная, встала перед хищниками.
— Ой, что будет! Мамочки, — пискнула Минорис и спрятала лицо в ладонях.
Тигры несколько опешили от такой вопиющей наглости, или храбрости, или дурости. Пока они прикидывали, что именно заставило Таймири броситься им наперерез, Папирус с Кэйтайроном улучили момент и по раздвоенному стволу вековой пинии забрались на нижние ветки. Оба неуклюжие, а капитан к тому же и полноватый. Позднее они признались, что сделали это в состоянии аффекта.
Три белых тигра высотою в полтора человеческих роста представляли собой весьма внушительное зрелище. Аквамариновые глаза, мягкая шерсть, филигранно вычерченные на шкуре черные полоски…
Такую киску Таймири с удовольствием взяла бы к себе домой. Если б, конечно, не запредельные размеры.
Она посмотрела в блюдцевидные глаза близстоящего тигра, выдержала ударную волну грозного рыка и ни капельки не испугалась.
— Рряу! — возмутился тигр. — Ты почему не убегаешь? Я же тебя съем.
— Так я тебе и поверила, — отмахнулась Таймири. — В учебниках написано, что вы не плотоядные.
— А какие? — ощерив пасть, поинтересовался тот.
Таймири отступила на шаг.
— Ну, вы эти, как их… травоядные.
— Травоядные? — утробно захохотал тигр и обернулся к собратьям. — Слыхали?
— Мрряу, и-и-и-ряу, — оскалились те.
— Судя по всему, ваши учебники составляют олухи и остолопы, — продолжил он, обдав заступницу горячим дыханием. — Двуногие могут не стараться, — добавил он, имея в виду Папируса и Кэйтайрона. — Мы ими всё равно закусим. А ты слишком глупа. Не хочу заразиться твоей глупостью. Ступай прочь, пока не передумал.
Капитан с Папирусом висели, уцепившись за ветки, и ничегошеньки не понимали. Что за язык использует Таймири? И почему ее до сих пор не растерзали? Минорис, зажмурившись, сидела за деревом и тоже ничего не могла разобрать. Ей хватало того, что разговор был отрывистый, громкий и порядком леденящий кровь.
— Я глупости не боюсь, — выступила вперед тигрица, подняв, как палку, полосатый хвост. — Меня вполне устроит длинношерстая.
Она, наверное, хотела сказать «длинноволосая», но кто знает, что на уме у этих тигров?
У Таймири внутри всё похолодело, и ей даже показалось, что заледенело и сорвалось с петель сердце.
— Вер-р-рно подмечено! — согласился третий тигр. — Разделим добычу поровну.
— А о той, кто вас на добычу навел, не забыли? — противным, приторным голоском промяукала черная кошка, появившись сбоку
Таймири пришла в возмущение, но сумела лишь выдавить из себя:
— Неара! Так это твои происки?
— Не суй нос не в свое дело, человек, — надменно отвечала кошка. — И зовут меня совсем не Неара, а Ипва — Идущая После Великой Агонии. Как вы уже, наверное, догадались, массив гниет изнутри. Распадается. Я — дух распада. Я несу несчастье. Ты имела неосторожность дотронуться до меня, чем обрекла на гибель себя и своих друзей. Я никого не пощажу, и что начнут тигры, то завершит Ипва.
— Убей меня, зачем тебе остальные? — сдавленно проговорила Таймири. Голос ей всё еще не повиновался.
— Да твое худосочное тело и гроша ломаного не стоит! — презрительно отозвалась кошка. — Хватит пустых разговоров. Принимайтесь за дело, — обратилась она к тиграм. Те ощетинились, оскалили зубы и стали медленно приближаться к дереву, на котором беспомощно висели Папирус и капитан.
«Ох, и увязли мы!» — подумала Минорис. Несмотря на то, что переговоры велись на непонятном для нее наречии, итог был очевиден. Куда Таймири поладить с голодными тварями!
«Дело табак», — нахмурился Остер Кинн, выглянув из-за соседнего дерева. Он примчался на рев чуть позднее и не придумал ничего лучше, чем притаиться.
У него в уме уже почти созрел гениальный план отступления, но домыслить ему не дали.
— А-а-а-и-и-и! — завизжала вдруг Минорис, да так пронзительно, что даже лес дрогнул. А тиграм хоть бы что.
— О, да их тут гор-р-раздо больше, — довольно рыкнул старший. — Всем по двуногому достанется.
Он одним прыжком очутился возле Минорис и приготовился ударить ее своей гигантской лапищей. Но тут, откуда ни возьмись, с оглушительным улюлюканьем из-за деревьев выскочила индианка и ловко всадила ему в хребет копье. Ее соплеменник — молодой индеец с двумя красными перьями на макушке — молниеносно расправился с тигрицей, а третий полосатый хищник увернулся от руки краснокожего и задал стрекача. Кошка Ипва куда-то скрылась.
Через несколько мгновений на поляне стало так тихо, что Остеру Кинну показалось, будто вместе с тиграми умер и сам лес.
Посмеиваясь и отирая пот с лица, Эдна Тау оглядывала свой трофей — эта полосатая шкура скоро будет красоваться у нее в вигваме на зависть всем соседям.
— Знакомьтесь, мой брат, Кривое Копье, — сказала она.
Индеец смолчал и надулся на протянутую Остером Кинном руку. Видно, это считалось у него верхом дружелюбия.
— Да будет вам известно, Кривое Копье дал обет молчания, потому что в свое время слишком много мозолил язык, — заметила его сестра. — Вождь его наказал.
— А когда истекает срок… ну, этого, обета? — поинтересовался путешественник.
Эдна Тау сделала жест, который, как всегда, мог означать, что угодно, но который Остер Кинн истолковал как «не знаю».
— Послушай, мой бледнолицый друг, — сказала она, — нам лучше поскорее убираться из массива, потому что удравший тигр созовет сородичей, и они отомстят за убитых. Надо поторопиться.
Остер Кинн взглянул на взъерошенных Кэйтайрона и Папируса. Вид у них был жалкий.
— Ну, чего такие постные лица? Невредимы? Так радуйтесь!