Таймири
Шрифт:
Вот Лентяй и томился у валуна круглые сутки. От дождей натерпелся, под палящим солнцем потел, а всё равно ни с места.
Завершив уборку, Многоликий решил проведать приятеля. Метлу — в уголок, волосы пригладил, лучший свой костюмчик нацепил. Покрасовался у разбитого зеркала и глянул в сторону двери.
«Далась нам эта дверь! — сплюнув на пол, прокаркал он. — Мы по старинке, через окошко, через частокол. Чтобы никто нас не приметил».
После того как Таймири отступилась от затеи вскрыть замки при помощи шурупа,
— Сколько можно здесь торчать! — возмутился он. — Всё равно ведь не впустят.
— Обождите. Пусть сперва Ритен-Уто заснет, — шикнула на него Сэй-Тэнь.
Тот только гримасу состроил. Из-за какой-то малявки обед с баней откладывать!
А Минорис считала колышки в заборе: «Раз — зеленый, два — красный, три — синий, четыре — обросшая голова, пять — красный…»
— Стоп! Что еще за обросшая голова?! — удивилась она вслух.
Там, где Минорис недосчиталась колышка, в заборе был пролом. А в проломе виднелась физиономия сморщенного карлика с узкими, недобрыми глазками. Он водил этими глазками туда-сюда, препротивно шлепал губами и производил более чем отталкивающее впечатление. В карлика Многоликий превратился сразу, как увидал чужаков.
— Какой недоброжелательный гном! — ляпнул Папирус.
«Недоброжелательный гном» взъерошился и процедил сквозь зубы какое-то оскорбление. Выкатился на дорожку, а оттуда — прямиком в пустошь.
— Об-боротень, — обомлев, пробормотала Минорис. Когда-то давным-давно мачеха рассказывала, что даже если просто посмотреть на оборотня, непременно превратишься в него сам.
— Чепуха! — отмахнулся Кэйтайрон. — Оборотни — вымысел.
— Не имею привычки спорить, — пропел у него над ухом медовый тенорок, — однако, должен заметить, здесь действительно проживает в некотором роде оборотень.
Капитан столь резко обернулся, что обладатель медового тенорка едва устоял на ногах.
— А вы еще кто такой?
— Я? Благодарный, — прошелестел тот. — И мне две тысячи лет.
О своем возрасте он мог распространяться бесконечно. Добродушные соседи выслушивали эту «новость» по несколько раз на дню и каждый раз делали вид, будто невероятно удивлены. Разносчик почты, которого Благодарный вылавливал по утрам, чтобы напоить чаем, при упоминании о «двух тысячах» подобострастно кивал, хотя наслушался его бредней под завязку. Пекарь из местной булочной в ответ на приевшиеся реплики Благодарного выпучивал глаза и всеми силами старался показать, что чрезвычайно поражен. Ну а как иначе? Жители деревушки были изрядно наслышаны (а некоторые убеждались лично), что Благодарный не только богат, но и щедр. Ради лишней монетки можно малость и поусердствовать.
Капитан о лишних монетках осведомлен не был, а потому удивляться не стал.
— Враки, — отрезал он. — Так я вам и поверил.
— А вы загляните ко мне на огонек, там и побеседуем, — расплылся в сахарной улыбке Благодарный. Сегодня никакие другие гости ему не светили.
Жил он с размахом, на широкую ногу. Кладовая его ломилась от припасов, холодильник был полон фруктов и овощей, выращенных в мастерской счастья Лисса.
— Стоят
Гостеприимный хозяин так светился добротой и снисхождением, что хочешь — не хочешь, а заподозришь неладное. Кэйтайрон сразу заподозрил, но делиться подозрениями в присутствии Благодарного не стал.
Вишь, и ванная у него со всеми удобствами, и вода из глубоких подземных источников, и даже собственная теплица под крышей. А каким уважением пользуется! Ведь та бабка, что им давеча по дороге встретилась, чуть лужицей по земле от почтения не расплылась! Конечно, если тебе две тысячи лет, то и состояние баснословное сколотить можно, и всеобщее поклонение снискать. Но Благодарный-то выглядит всего на двадцать! Загадка здесь, не иначе.
Благодарный тем часом нашинковал овощи, испек пирог и приготовил для Ритен-Уто кашу. Сэй-Тэнь пребывала в полнейшем восхищении и смотрела на своего благодетеля блестящими от слез глазами. Побольше бы таких людей — отзывчивых, бескорыстных, великодушных.
Пирог уписывали за милую душу. Даже капитан, который поначалу думал, что начинка отравлена. Ритен-Уто разошелся и, громко лопоча, стучал по столу деревянной ложкой. А Благодарный лишь улыбался да успевал прислуживать. С расспросами не надоедал, поинтересовался лишь, куда путь держат.
— А вот как раж туда, откуда вам фрукты привожят, — с набитым ртом сказала Сэй-Тэнь. — В маштершкую шчаштья. Хощу штать одной иж них.
Благодарный понимающе закивал.
— Вы не спешите, берите добавку. Если что, я наверху. Пойду, приготовлю спальни.
Стоило ему удалиться, как из-за стола вскочил Кэйтайрон. Навис над спутниками — мрачный, точно грозовая туча. Все моментально притихли. Даже Ритен-Уто баловаться перестал.
— Не знаю, как вам, а мне этот тип кажется неблагонадежным, — доверительно понизив голос, сообщил капитан.
— Что же в нем неблагонадежного, позвольте спросить? — заступнически осведомилась Сэй-Тэнь. — Вечно вы нагнетаете.
— Ничего я не нагнетаю! — рассердился тот. — За его широким жестом явно что-то кроется. А как вам басня про возраст? Не смущает?
— Не торопитесь с выводами, — сказал философ. — Обезоруживающая улыбка еще не повод хвататься за оружие.
— Так, по-вашему, я перегибаю? — зашипел Кэйтайрон. — Думаете, у меня паранойя?
Диоксид только руками развел — что с невменяемыми разговаривать!
А капитан между тем разорялся: все, дескать, против него, и, стало быть, нечего ему у Благодарного задерживаться.
Вышел из-за стола — и чеканным шагом, чуть ли не маршируя, к двери. Зырк на Папируса — а тот сидит, ёрзает, боится.
— И ты с ними! Прекра-а-асно! — ощетинился Кэйтайрон. — Я знал, что преданности на свете не существует!
Последние слова вырвались из него, как из гейзера — фонтан горячей воды.
«Если кто говорит, что ему за тысячу, то, может, так оно взаправду и есть, если каждый месяц для него как год, а каждая минута как час… Не такой уж и фантазер этот Благодарный», — задумался философ, когда капитан со всей дури лязгнул дверью.